Деконструктор

– Запомни, одну важную вещь. – Наклонившись в сторону Макрона, проговорил мистер Пфайзер, заставив тем самым Макрона оторваться от стакана и приблизиться к нему. – Если в стране намечаются глобальные изменения, а это всегда передел собственности, то жди появления сухого закона. А всё просто, ведь для того чтобы была достигнута заявленная цель, необходимо появление нового, иначе мыслящего класса. При этом, чтобы новые изменения смогли надолго удержаться, они должны обязательно опираться на что-то, как в данном случае на этот класс, выступивший, как авангард изменений. Ну а этот класс сможет выступить опорой лишь в том случае, если он будет обладать определённым капиталом. Ну а чтобы быстро накопить капитал, просто необходим сухой закон. Так что всё логично и как у нас в двадцатые года, так и в восьмидесятые годы в Союзе, сухой закон возник не на пустом месте, а был подготовкой к предстоящим глобальным изменениям. – Мистер Пфайзер на этом замолчал и, как показалось Макрону, даже завис. А ведь Макрон между тем, был единственным, кто в оба уха слушал, когда все остальные уже увлеклись своими воспоминаниями о тех золотых и, конечно, кровавых временах накопления начального капитала.

Но мистер Пфайзер, а в былые сухие времена «Хитрый лис», только делал вид, что он в своём старческом маразме забыл себя и где он вообще находится. А всё для того, чтобы его противники, а в этом противном и осточертевшем мире для «Хитрого лиса» иных и не было, перестали бы принимать его в расчёт и в своём расслаблении раскрыли себя и свои коварные планы.

– Как думаешь, он всё слышит или уже умер? – кивнув в сторону «Хитрого лиса», прошептал своему брату «Бешеному псу» Годному, «Бешеный пёс» Эрик.

– Если не умер, а всё и всё ещё слышит, то можешь считать, что он уже умер. – Сквозь зубы проговорил «Бешеный пёс» Годном, сжав в кармане столовый нож.

– Это надо проверить. – В разговор вмешался ярый приверженец безоговорочных решений, третий «Бешеный пёс» – Херк Джадной, который берёт со стола тарелку и, размахнувшись, обрушивает её на пол, точно посередине между «Хитрым лисом» и Макроном. И если сидящий Макрон, явно не обладая терпением и выдержкой, в один момент, не просто отпрял назад, а скорее откинулся на спинку стула, которая, не выдержав этого резкого наскока, накренилась назад и, не дожидаясь пока Макрон уравновесит себя и стул, понеслась назад вместе с ним, то «Хитрый лис», так внешне и не шелохнулся, сидя в одной несгибаемой (попробуй согнуть, уже итак согнувшееся) позе мыслителя (правда, без ручной опоры на коленку). И даже тогда, когда в буквальной близости от лица «Хитрого лиса» пронеслась нога, летящего в своё падение со стула Макрона, то и тогда, ни один мускул не дрогнул на его лице.

Но эта внешняя невозмутимость «Хитрого лиса» была всего лишь его защитной маской, ничего не имевшей общего с тем, что творилось внутри самого Пфайзера, который в этот момент увидел не просто разлетающуюся в куски тарелку, а он отчётливо вспомнил тот судьбоносный день, когда его жизнь чуть было не разлетелась на те же мелкие кусочки.

Глава 6,5.

Бутлегеры.

Все судьбоносные дни, дабы вы не слишком переживали или же не старались тратить время за зря, пытаясь затаившись, избежать этой судьбоносности, начинаются, как самые простые и ничем не примечательные дни. Где вы, как обычно очухиваетесь после самой обычно проведённой ночи, само собой в незнакомой квартире, типа притона и, продрав глаза, с удовольствием замечаете, что вы до сих пор в штанах, в рубашке и даже в шляпе на голове. А это значит одно, что вы с вечера заблаговременно позаботились о себе и не раздевались, для того чтобы утром не тратить драгоценное время на все эти одевания. Но и это ещё не всё, и вы, дабы не расслаблять себя мягкими матрасами и всегда быть в тонусе, прилегли, а возможно (не зря бока болят), просто грохнулись с кровати на пол.

После чего вы или тот, кто всё это вспоминал – «Хитрый лис» Файзер (так его до известных только ему событий звали), вначале вытягивает в сторону левую руку (он был левша) и ожидаемо нащупывает в своей руке зажатый ею же револьвер. «Это уже радует», – радуется Файзер, понимая, что, пожалуй, пока он себя не помнил в пьяной отключке, никто не посмел бы покуситься на него, когда в его руках находился револьвер (да и его лежащее положение – с прикрытой задницей, головой к потолку, говорит о том, что он лежал, не как фуфло, а как хозяин положения). Далее наступает очередь правой руки, и она тоже не подводит Файзера, обнаружив в себе бутылку виски, которая в один локтевой сгиб руки тут же подводится к жаждущему рту Файзера, и он, даже не приподымаясь, начинает, обливаясь, вливать в себя виски.