– Нет, но пусть будет счастлив со мной! А не с толпой других!
– А какая разница, с кем он будет счастлив? Он всегда с тобой, вы как одна клетка, если по-настоящему любите друг друга. Вы неделимы. Если он спит с другой и получает удовольствие, я чувствую это удовольствие так, как будто это делаю я. У любящих все общее, неразделимое.
– Бред, Тома! Бред, а как же супружеская верность?
– Это к тому же вопросу о свободе. Брак – не тюрьма, брак – рай, рай для двоих. Где каждому позволено все, – она вполне серьезно смотрела на меня своими глубокими карими глазами. Глазами человека, нашедшего истину и мечтающего ее передать. – Семью надо расширять, а не уменьшать! Надо увеличивать общее удовольствие, а не уменьшать его! Надо поддерживать рост супруга и его стремление к исследованию и познанию. В этом и заключается забота! Люди в паре должны расти, а не деградировать!
– Но не таким же извращенным методом! – я взбесилась ни на шутку.
Я не хочу ни с кем делить своего мужчину, это абсурд. Тома как будто прочитала мои мысли.
– Любимый человек не может быть твоим, он твоя часть, а это совершенно разные вещи. Ты познаешь мир и ощущения через него, а он через тебя. В этом и есть прелесть брака. А не в том, чтобы вместе смотреть телек и обсуждать общих знакомых!
Я замолчала. Мне нечего было ответить, но это совсем не значило, что я согласилась с такой позицией.
– Тома, ты меня, конечно, извини! Ты так спокойно рассказываешь об извращениях и вседозволенности. Но черт, у тебя четверо детей, чему ты их будешь учить?
– Гы-гы, свободе, полному отсутствию запретов! – смеясь, ответила Тома.
Ее беспечная улыбка разозлила меня еще больше.
– Свободе? Представь, через пару лет придет к тебе Лиза и скажет: мама, я люблю Алену и мы будем жить вместе. Или Ната попросит у тебя денег на аборт, так и не определив отца своего ребенка из-за огромного количества партнеров по сексу. Такая свобода?
Черт побери, думала я, как громко все сейчас орут про свободу, курят шмаль где попало и трахаются везде и со всеми. Что это за такая интересная свобода? По-моему, это просто протест существующим общественным нормам, как было у хиппи, но не настоящая свобода как таковая.
– Да не будет этого никогда, хочется всегда то, что запрещается. А если все можно, то и неинтересно. Если бы молоко считалось наркотой запретной, было бы самым модным напитком. Я говорила Лизе: давай поболтаем о мальчиках, она закатила глаза и лениво так говорит: у меня другие интересы, мама. Собрала свой портфель и поехала на теннис. Хочет стать теннисисткой...
– А ее девочки интересуют, поэтому она о мальчиках говорить и отказалась! – стебалась Катька. – Не, ну вспомни, как видики в подвалах смотрели и йогой тайком занимались передавая друг другу книги запретные и кассеты. А теперь на тебе видики, на тебе йогу, а ничего этого уже не надо! Я раньше ненавидела Достоевского, мечтая о том как под одеялом буду перелистывать странички «Эмануэль», а теперь под одеялом именно Достоевского перечитываю и Ахматову наизусть знаю. Потому что только свободный выбор приводит тебя к пониманию истинного, а запреты всякие лишь разжигают интерес.
– Почитай! – попросила я.
Катька выпрямила спину, поставила бокал и начала читать Ахматову. Она читала выразительно, красиво. Мы слушали и молчали.
Когда Катька закончила, мы аплодировали.
– Заложники, заложники мнения! Общественного разума или, точнее, общественного маразма. А на самом деле свингеры, Ахматова, это неважно, важно только быть свободным. Важна свобода выбора. Когда делаешь то, что хочешь, и говоришь, о чем думаешь, тебе совершенно плевать, кто и что об этом подумает! – Тамарка подняла бокал, и мы чокнулись.
В школе я очень любила учить стихи, не для того, чтобы получить «пять», а потому что они передавали суть моих чувств к Сержу. В подъезде его дома рядом с рифмованным во всех сочетаниях самым известным русским словом я писала на стене:
Для меня это были не просто любимые стихи Цветаевой, это была клятва, отражающая мою веру, веру в наше совместное будущее.
Мы долго ехали по вечерней трассе и молчали. Молчали о том, что никак не можем стать свободными, свободными в первую очередь от себя, от своих представлений о себе. От своих ожиданий.
Глава 10
Extaze
Все, что не любовь, находится для меня в другом мире, в мире призраков. Я становлюсь человеком только тогда, когда меня сжимают в объятиях.