Пройдя через обязательные вымоченные полы, погрызенную мебель и плачь по ночам, Альма подросла и вызывала уже не умиление, а смутную тревогу темпами и пределами своего роста. Красоту она, впрочем, сохранила – порода говорила сама за себя.
Алексей Сергеевич не заметил, как стал заядлым собачником. В доме вдруг как-то не заметно появились поводок, ошейник и намордник с садомазохисткого вида стальными бляшками, две расчески – обычная и жесткая щетка, книги по собаководству, средство от ушных клещей, собачий шампунь на полочке в ванной возле его собственного и шерсть по углам ближе к весне. Он познакомился с собачьим контингентом своего дома и их хозяевами – его соседями, о которых Красноцветов даже раньше и не подозревал. У него вошло в привычку к семи вечера выходить на улицу не зависимо от погоды и проводить там около часа, неспешно кружа по двору в компании галдящей и крутящейся под ногами породистой своры. И разговоры у него стали теперь другими – о дрессировке, о породах, о блохах и клещах да о тримминге.
Дрессировку, впрочем, Альма так и не прошла – и, не смотря на все злословие, характер у нее так не испортился. Впрочем, он у нее всегда был такой – приветливо дружелюбный к своим, настороженный, но не агрессивный к посторонним. Команд Альма не знала, но между ней и хозяином давно уже установилась некая эмпатия, и потому Красноцветов применял к своей собаке обыкновенный человеческий лексикон.
И она понимала, умное животное! А окружающие только удивлялись и разводили руками.
Впрочем, свои желания она доводила до хозяина опять же невербальным образом.
Красноцветов нашарил на холодном полу стоптанные тапочки и с тоской глянул на свою собаку. Альма приплясывала, Альма заглядывала ему в глаза и, казалось, готова вылезти из собственной шкуры. Конечно, утро. Один знакомый парнишка как-то раз заметил, что собаки чем-то похожи на арестантов в тюрьме строгого режима – и те и другие ходят в сортир в строго определенное время. И попробуй, не выведи!
– Ну, ну, Альма, – сказал Алексей Сергеевич, отодвигая в сторону псину, что стремилась положить ему на колени здоровенную свою голову.
Бросил взгляд в окно, но ничего не увидел – стекло запотело и избавило владельца квартиры от созерцания раннеутреннего позднеосеннего пейзажа, который мог вогнать в тоску и закоренелого оптимизма.
Алексей Красноцветов поднялся и с заметным усилием начал очередной свой день – тягучую череду установившихся ритуалов.
Ванная, угрюмое лицо в зеркале, вой бритвы, Альма под ногами, коридор, кухня, чад сгорающей яичницы, бодро, но непонятно бормочущий телевизор, Альма, шипение газа в коморке, отчаянная сонливость, вилка-нож, раковина, грязная посуда, чай как спасение, ноги не влезают в брюки, тяжелое пальто, сонливость, Альма.
– Ну подожди ж ты! – молвил Красноцветов с некоторым раздражением, нацепляя на собаку толстый, обшитый металлом ошейник.
Альма не могла ждать – у нее кончалось терпение и потому на месте стоять она не могла. Ей сравнялось три года и юношеский задор еще не до конца из нее выветрился.
Дверь на ключ. Косой взгляд на лифт и по вниз лестнице. Ступеньки хоть не скользкие.
Псина несется где-то впереди, пролета на два.
Алексей Сергеевич спустился вниз с пятого этажа, продрался сквозь лабиринт коридора, не забыв теплым словом помянуть безвестных строителей сего здания, миновал консьержку (абсолютно бодрую старушку – интересно, она хоть когда ни будь, спит?) и с хлопком двери вывалился наружу – в полумрак и холод.
Ветер тут же налетел на него, заставил трепетать полы пальто, завел вокруг хоровод желтых мертвых листьев. Лохматые, рваные тучи неслись по небу так низко, что начинало казаться, что они излохматились о голые верхушки деревьев. В воздухе был туман, на земле непролазная грязь и свинцовые лужи глубиной с черное море.
Что вы хотите – ноябрь. Начало и до снега еще ого-го сколько.
От восторга свежим воздухом и этой колеблющейся – несущейся мглой Альма бодро гавкнула, выплюнув облачко пара, и понеслась куда-то через двор, к одной ей видимой цели – сгусток бодрости и молодой энергии. Сквозь грязь и моросящее утро.
– Альма, стой!!! – крикнул Алексей Сергеевич и, как всегда был не удостоен вниманием.
Псина исчезла в сочащихся утренних сумерках. Только лай был еще слышен – глухо, за стеной тумана.
Так тоже было всегда. Совершить утреннюю дикую пробежку на дальний конец двора Альма считала своим неотъемлемым правом, покуситься на которое не смел даже такой авторитет в собачьих глазах, как сам хозяин. Они и не собирался.
Стоя на крыльце, там, где козырек хоть частично защищал его от моросящего дождя, Красноцветов лениво обозревал окрестности. Вот, под самыми ногами, среди красно-желтой опавшей листвы лежит что-то белое. Бумага еще не успела заляпаться грязью. Конверт вроде – значит письмо. Почтальон приходил и выронил, наверное.
– "Подобрать, что ли?" – подумал Алексей, но сходить вниз по ступенькам и копаться в холодной грязи было явно лень, – «а пусть себе лежит. Кому надо – подберет».