Вздохнув, Джек принялся забрасывать тело землей.
— Эй, Джек, взгляни-ка!
Под опавшими листьями притаился секстон. Он был не больше фаланги пальца, длинный тонкий нос непрерывно подрагивал. Маленький могильщик исчез быстрее, чем мог уловить человеческий глаз.
— Спорим — за ночь он и его родня сожрут все мясо с костей? На что хочешь спорим!
— Сожрут, — угрюмо ответил Джек, — но когда эти падальщики сделают свое дело, земля над скелетом просядет и останется впадина. Если вийры заметят и выроют труп, они сразу поймут, что Вав был убит. Ты поступил бы умнее, оставив тело на поляне: по костям не определишь, что с ним стряслось. Мало ли — несчастный случай или другая какая-то причина… А так любому ясно — убийство.
— Ты прав, Джек, — согласился Эд. Умный ты парень, Джек Кейдж! Ценное приобретение для Общества!
Кейдж хмыкнул:
— С другой стороны, его поза все равно выдает убийство. Так что, может и к лучшему, что его зарыли.
— Вот-вот, я и говорю! У тебя достаточно ума, чтобы сделать все как надо. Попомни мои слова, Джек: ты станешь великим убийцей!
Кейдж не знал — смеяться ему или плакать.
Эд не спускал глаз со своего рослого кузена, пока заравнивал место захоронения, при этом торопливо говорил:
— Джек, хочешь кое-что узнать? Ты мне нравишься, и не потому, что мы родня. А ведь сегодня могло выйти так, что мне пришлось бы прикончить тебя. Но ты держался молодцом, Джек. Ты настоящий Человек.
— Да, я — Человек, — ответил Джек, — не прекращая работы: в то время как Эд обрывал окровавленную траву, он аккуратно прикрыл дерном потревоженную землю. Потом, разогнувшись, оценил результат. Опытные в лесной жизни вийры могли заметить нарушенный покров. Если присмотрятся. А они непременно присмотрятся — Джек знал обстоятельность аборигенов и испытывал тяжелые предчувствия. — Эд, это ваше первое убийство? Я хочу сказать — твое и твоих… твоего Общества?
— Это не убийство! Это война. Война, Джек! Да, у меня это первое. У других — нет. Мы тайком прикончили пару гривастых возле Слашларка: сатира и сирену.
— А среди членов Общества не было таинственных исчезновений?
Эд вздрогнул, как от пощечины:
— Почему ты спросил об этом?
— Гривастые очень умны, Эд. Неужели вы думаете, что они не поймут, откуда дует ветер и не попробуют повернуть его вспять?
Эд Ванг сглотнул:
— Они этого не сделают! У нас же Соглашение. Даже если нас поймают, мы подлежим человеческому суду. Гривастые обязаны нас выдать. Они связаны словом.
— А много правительственных чиновников в УГ… в Организации?
— Джек, а тебе не кажется, что ты слишком умный?
— Не кажется, Эд. Просто вийры — реалисты. Они знают, что человек, убивший гривастого, по закону подлежит смерти. И знают, что невозможно осудить человека по такому обвинению в наших судах. Да, они крепко держат слово. Но есть оговорка, что если другая сторона судит неправедно, Соглашение нарушается автоматически.
— Но они должны предупредить другую сторону.
— Верно. А напряженность все нагнетается, вот-вот наступит разрыв, и гривастые понимают это. Как знать, не захотят ли они создать свою Организацию — УЛ, «Убийцы Людей»?
— Ты спятил! Нет, они не сделают ничего подобного!.. И потом: никто из УГ пока не исчез.
Джек понял, что разговор зашел в тупик.
— Здесь неподалеку ручей, — сказал он. — Нам не мешало бы вымыться. А потом и на себя побрызгать твоим снадобьем. Ты же знаешь, какой нюх у гривастых.
— Звериный. Они дикие звери, Джек, просто дикие звери.
Помывшись постарались не оставить никаких следов. Затем решили разойтись.
— Я позову тебя на следующее собрание, — пообещал Эд.
— Было бы не плохо, чтобы ты прихватил туда свой меч. Ведь если не считать Лорда Хоу, у тебя единственное стальное оружие во всей округе. Оно может стать великолепной эмблемой Организации, символом нашей сплоченности.
— Это меч моего отца, Эд. Я взял его без спросу, когда уходил на охоту. Не знаю, что скажет отец, когда я вернусь. Но готов поспорить: он запрет меч так, что мне его больше не взять.
Эд пожал плечами, многозначительно хмыкнул и ушел.
Джек проводил его взглядом, встряхнул головой, как после тяжелого сна, и побрел в другую сторону.
Глава 2
Уолт Кейдж вышел из амбара и большими шагами пересек двор. Его тяжелые сапоги глубоко впечатывались в размокшую грязь, чавкая при каждом шаге. Гоготуны разбегались с пути с невыносимым шумом и криками. Оказавшись в безопасности, подальше от грязных сапог Уолта, они разглядывали его своими большими синими глазами из-под двойных век. Некоторые ковыляли по двору на голенастых ногах, хлопали недоразвитыми крыльями-перепонками и высоко задирали перемазанные грязью клювы. Кормилицы высоко вздымали головы, повизгивали, созывая малышей к отвисшим почти до земли набухшим сосцам. Несушки ревниво кусали кормилиц мелкими острыми зубами и убегали к своим гнездам и петухам. Самцы то и дело сшибались, кусая друг друга за бока — без особого, впрочем, ущерба: за несколько столетий одомашнивания их природная ярость заметно поутихла.