Деятель

Тихоня сидел, глубоко задумавшись, и пытался осмыслить свой новый опыт. Он был немного разочарован и растерян. «А ты думал будет как с историчкой? – спросил он сам себя. – Полянка, девочка, цветочки?.. Ну да, не ожидал ты увидеть ТАКОЕ! Ну и что? Подумаешь, затошнило! Надо быть готовым ко всему!.. А может я слишком рано вышел?.. Так и есть! Конечно, рано! Надо было подождать, понять что делать!.. Испугался… исследователь! В следующий раз надо быть внимательнее когда входишь! Внимательнее, аккуратней и… осторожнее? Или наоборот, смелее?.. Ладно, всё, запутался… надо пробовать снова и баста!..»

Следующую неделю Группа занималась очередным закрыванием-открыванием воображаемых банок, штопаньем воображаемых носок и так далее. Затем несколько дней все слушали новые красочные рассказы Януса и Брома. После этого два урока заменили на экскурсии в Музей Деятелей, где оба раза долго и скучно Учеников нагружали ненужной информацией из жизни Великих Деятелей далёкого и недавнего прошлого. Тихоня терпеливо ждал подхода темы «Личное Взаимодействие» и скоро она вновь появилась в расписании Деятельских уроков.

На этот раз для совместной работы в партнёры Тихоне выбрали Сухого. Нервный худощавый парень, ходивший на цыпочках, склонный с одной стороны к интеллигентской рефлексии, а с другой к эмоциональным и агрессивным поступкам, Сухой отличался тем, что не допускал никакого общения, кроме дежурного приветствия при встрече. Для Тихони это был совершенно закрытый и малосимпатичный человек.

Сирена предварила игру условием, что они в ссоре и одному (Сухому) велела собираться и уходить, а Тихоне не дать это сделать. Задание Тихоню мало интересовало, он слушал невнимательно, все мысли были направлены на то, чтобы правильно сконцентрироваться, собраться и действовать…

Сухой играл как мог, честно пытаясь представить себя обиженным и изображал, как собирается, постоянно отворачиваясь. Это было крайне неудобно – он постоянно прятал глаза и Тихоня уже думал, что ничего не выйдет. Сухой собрал воображаемые вещи и, следуя какой-то своей логике в игре, уселся повернувшись к Тихоне, глядя прямо на него. Тот был уже готов и, поймав зрачки партнёра, осторожно и уверенно вошёл…

Зал сиял красотой, чистотой и богатым убранством. Он был похож на длинную музейную галерею. Белые колонны, выставляя напоказ свой хитрый орнамент, множились по обеим сторонам от Тихони, убегая в перспективу. Пол терракотового цвета с прожилками, зеркально блестел и отражал в себе ослепительно-голубую атласную ленту неба, точь в точь как настоящего, рассекаемого то и дело беспокойными птицами и бережно вливающего сверху пригоршни свежего благоухающего ветерка… На бледно-розовых стенах – не то из мрамора, не то из чего-то такого же затейливого – висели огромные картины, изображавшие охоту, людей с крыльями и обнажённых девушек. В Зале присутствовали и одетые девушки. Задрапированные в лёгкие, свободно ниспадающие материи, они, сидя и стоя окружали большую роскошную лежанку (Тихоня не вспомнил, как у древних это называлось), на которой, в разноцветных блестящих нарядах, по-царски возлежал Сухой… Он, к счастью, не оказался толстым и уродливым и вообще внешне никак не изменился, не считая эффектных одежд. Сухой заметил Тихоню, спокойно отстранил руку ближайшей девушки, протягивавшую ему какой-то фрукт, и громко произнёс:

– Как смел ты появиться здесь, презренный? Тебя не звал я!

«Тааак! – подумал Тихоня, не зная что отвечать. – Как быть?»

– Прошу прощения великодушно, я не хотел нарушить уединенье ваше! – услыхал он свой голос.