Фургон взбрыкнул и остановился, шумно выдыхая. Тихоня открыл глаза – не остановка… Неужели сломались?!.. Со старыми фургонами такое частенько происходит, но всё же это было бы очень некстати – пешком идти совсем не хочется… Тихоня глянул поверх кресел вперёд и понял в чём дело. От плоского лба фургона разномастной бугристой полосой тянулась и терялась в дали традиционная пробка перед Вокзальной Площадью. Километровая, всегдашняя, банальная… изрядно всем надоевшая своим постоянством и неизменностью, категорически непролазная и безвыходная. На то, что откроют двери можно не надеяться – между фургоном и тротуаром ещё целых два ряда дымящих, нетерпеливо дёргающихся личных самоходов. Как сказал один из приятелей Тихони, лучшее наказание людям за суету и метания – это городские пробки. Слово «наказание» не нравилось Тихоне и он чуть поменял формулировку, заключив, что дорожные пробки – лучшее ЛЕКАРСТВО от суеты и метаний. Но, как ни называй, а наказание или лекарство явно не помогали людям и год от года ритм жизни неудержимо увеличивался, как сердцебиение человека охваченного страхом. Рассуждать об этом было легко, а на практике Тихоня сам боялся и избегал пробок. Они казались ему идеальным образом несвободы и зависимости. Особенно когда ты стоишь, стиснутый такими же счастливчиками со всех сторон, где-нибудь посредине фургона и даже если получится заорать, никто не сможет тебе помочь при всём желании. Владелец личного транспорта в сравнении имеет преимущество – он может открыть дверь, окно, или выйти и получить толику иллюзорной свободы… Остаётся стать таким владельцем. Тихоня мечтал об этом в детстве – он соорудил себе из плотной бумаги подобие приборной доски, взял у матери крышку от самого большого ведра и часами развозил воображаемых пассажиров, объявляя остановки, или ездил по своим важным делам, представляя себя водителем. Механизмы он недолюбливал, но вот личный самоход иметь очень хотелось. И пешком ходить не надо – утомительно слишком, и приобщиться к чуду Управления интересно. Так думал Тихоня-ребёнок. Потом перестал. Но всякий раз очередная дорожная пробка напоминала ему о том, что, как минимум, одну… маленькую… детскую, но всё же мечту он не осуществил… А порой, попавшему в транспортный плен Тихоне, становилось совсем плохо, так что было уже не до рассуждений. Кажется, врачи называют это боязнью закрытых пространств. Впрочем, от того что ты знаешь диагноз легче не становится. Слава Богу, в таких случаях в нём всегда просыпался борец и усилием воли удавалось справиться со слабостью. Он очень не любил эти состояния страха и паники, однако не рассматривал их как болезнь и со временем научился предупреждать их появление… Нынче же ничего делать не пришлось – Тихоня настолько был увлечён, что не почувствовал привычной напряжённости и волнения. Водитель выключил двигатель, фургон перестал дрожать и затих, как старый пёс, от которого отстали и дали прилечь. Поняв, что поездка затягивается, Тихоня счёл задержку благоприятным знаком, поблагодарил Пространство за возможность заняться новым интересным делом и снова закрыл глаза…
Просмотры утренних тренировок приводили его в состояние настоящего счастья. Некоторых Деятелей он отметил сразу и был просто в восторге от их работы. Он впервые увидел этих людей так близко и поначалу забыл, что собирался познакомиться с кем-то из них – это казалось немыслимым. Потом, день за днём наблюдая издалека, он понемногу освоился и ему страстно захотелось поговорить с ними, задать важные вопросы, которых становилось всё больше . Но как подойти? Чернорабочий согласно Правилам Внутреннего Распорядка не имел права общаться с Деятелями. Допускались приветствия при встрече на территории, не больше. Из всей бригады привилегией разговора с Деятелями обладали лишь несколько старейших её работников. Тихоня с детства старался быть правильным, – что всегда служило ему плохую службу, – и отчаивался от невозможности исполнить своё желание. Но одну попытку всё же совершил. Он здраво рассудил, что Правила Внутреннего Распорядка действуют только на территории, а потому не будет нарушением подкараулить кого-нибудь из Деятелей после утренней тренировки у служебного входа снаружи и попытаться с ним заговорить. Он заранее выбрал наиболее понравившегося кандидата. Его звали Мар – высокий, статный, красивый, с длинными чёрными волнистыми волосами. Он всегда ходил в белом костюме и говорил странноватым глухим баском, коему придавало особое очарование едва заметное шипение звуков. Мар привлёк Тихоню не столько эффектной внешностью, каковую имели многие из его соратников, сколько тем, что он, по наблюдениям Тихони, не надевал на себя маску придурковатости почему-то очень распространённую среди Деятелей. Из этого Тихоня сделал вывод – Мар умный и глубокий человек, к нему можно обратиться…