Дегустатор

— За брань — штраф десять скудо! — перебил меня Томмазо. — Давай мне десять скудо.

— Десять? Да у меня и одного-то скудо нет…

Томмазо уставился на меня карими глазами из-под черной курчавой шевелюры, грызя ноготь мизинца (он обкусал все ногти до мяса). Глаза у него были посажены слишком близко, а два передних зуба казались чересчур большими для рта. На лице у него было несколько оспин. Матушка предупреждала меня, что оспинки появляются тогда, когда человек лжет.

— Значит, будешь моим должником, — заявил Томмазо. — Пошли!

Порой после дождей, когда из земли вылезала травка и расцветали цветы, я мечтал о том, что когда-нибудь у меня будет огород с грядками цветной капусты, головками чеснока, рядами морковки, похожими на марширующих солдат, и прочими овощами. Томмазо привел меня на огород, где росли все овощные культуры, которые я знал, а также множество неизвестных мне растений. Бобы, чеснок, капуста, морковь, лук, кучерявый салат, баклажаны, мята, фенхель, анис — все это аккуратно росло на грядочках, разделенных узкими проходами.

— Здесь я работаю, — хвастливо заявил Томмазо. — Эти овощи предназначены только для Федерико и его близких.

— И ты тут всем заправляешь?

— Я и еще одна старуха. Но работаю в основном я. Даже у папы римского нет такого огорода. Ты никогда не видал ничего подобного, верно?

Я согласился. Он снова стал хвастаться тем, насколько важна его работа, и продолжал бы так без устали часами, если бы я его не перебил.

— Томмазо! — сказал я. — Ты прожил во дворце всю жизнь. Ты всех знаешь. Мне все равно, что со мной будет — я верю, что Господь убережет меня, — но моя дочь, Миранда… Она так молода! Она…

— Тебе нужна моя помощь?

— Ты выращиваешь овощи. Я подумал…

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе? — снова спросил он, скрестив на груди руки.

— Да, но я не могу тебе заплатить. Если мы договоримся…

— Сколько Миранде лет?

— По-моему, одиннадцать.

Томмазо склонил голову набок.

— Выдай ее замуж за меня, когда ей будет тринадцать, и я буду твоими ушами и глазами на кухне.

— Замуж? — рассмеялся я.

Он покраснел.

— По-твоему, я недостаточно хорош для нее?

— Не в этом дело. Просто она еще ребенок.

— Моя мать вышла замуж, когда ей было четырнадцать.

— Значит, когда Миранде исполнится пятнадцать, — сказал я.

— Тьфу ты! — Он сплюнул на землю. — Я дал тебе амулеты! Я, по доброте души своей, накормил твою дочь. Ты видишь, как много я знаю о дворце. Ты просишь меня о помощи-и вот твоя благодарность?

За одну секунду он так завелся, размахивая руками и покраснев, как свекла, что я едва мог его узнать. На нас стали обращать внимание. Я вспомнил матушкину поговорку: «Будешь часто кипятиться — быстро сваришься!» — и подумал, что за четыре года многое может случиться. Вся моя жизнь переменилась за четыре минуты, так зачем спорить понапрасну?

— Хорошо. Когда ей будет четырнадцать.

Томмазо рывком протянул мне руку. Я пожал ее.

— Только молчок.

Он пожал плечами.

— Как знаешь.

Юноша попытался было высвободить руку, но я крепко ее сжимал.

— Ты должен хорошо с ней обращаться. Если ты обидишь ее, я тебя убью.

— Я буду обращаться с ней, как с принцессой, — ответил он. — Пока она будет вести себя соответственно.

Тут нас позвали двое слуг, сказав, что Томмазо нужен на кухне, а я должен попробовать завтрак герцога.

— О чем вы разговаривали с Томмазо? — спросил слуга с подносом, пока мы поднимались по лестнице к покоям Федерико.

— Он рассказывал мне о дворце и о людях, которые в нем живут.

— А ты что ему рассказывал? — спросил другой.

— Ничего. Мне нечего рассказывать.

— Ну-ну, — многозначительно протянул первый.

Второй кивнул.

У меня похолодело в груди.

— А что?

— Niente. Ничего.

Мне хотелось задать еще пару вопросов, однако стражники уже повели нас через приемную Федерико к его спальне.

Глава 9

После того как нас обыскали на предмет оружия, мальчики-подавальщики постучали в дверь спальни герцога Федерико. Нам ответил его врач Пьеро. Низенький толстый еврей, Пьеро был лысым, если не считать нескольких волосинок на макушке. От него пахло жиром, который он смешивал с молотыми орехами и втирал в череп, чтобы сохранить оставшиеся волоски.

— Завтрак, мой повелитель! — рассмеялся Пьеро.

Он всегда смеялся после того, как говорил что-нибудь, независимо от того, было это смешно или нет.

— Жратва! — взревел герцог. — Я не срал три дня, а ты хочешь, чтобы я снова жрал?

У Пьеро задергалась правая щека. Кто-то сказал несколько слов более тихим и спокойным голосом. Что именно — я не разобрал.

— Несите его сюда! — вновь послышалось рычание герцога.