Дегустатор

— …марше. Маркет. Марката. Это, на всех языках Европы, примерно одно и то же — рынок. Но в пьемонтском диалекте есть одно великолепное производное от слова «рынок», и означает оно рыночную болтовню, пустую, долгую, нудную, бесполезную.

Что уж он такого особенного говорит, подумал я? Почему его всегда слушают, забывая о времени? В чем секрет? В больших и маленьких паузах, в бешеном напоре этого потока речи? В том, что, как бы он ни говорил, это все-таки великий Гайя, потому его и слушают? Да нет. Как-то раз я заметил Дмитрию — тому самому хозяину «Винума», похожему на Гайю как родной брат, — что его знаменитый клиент с уникальным умением рассказывать о вине больше, чем само его вино, ему тесно на холмах Сан-Лоренцо.

Дмитрию это не совсем понравилось. Жизнь вино-импортера выглядит так: ему надо заполучить нескольких знаменитых виноделов в качестве своих поставщиков на правах эксклюзивности (иначе нельзя, два импортера, продающих одного Гайю, — это смешно, по соображениям ценовой политики прежде всего). Два-три гения, десять знаменитостей, тридцать респектабельных представителей самых известных регионов — вот вам и портфель компании.

Человек, который уговорил Гайю выбрать именно его из всего множества российских винных компаний, ходит по жизни гордый до головокружения. При нем Гайю обижать нельзя, его вино — тоже. Говорить, что Гайя больше, чем его вино, не рекомендуется. Дмитрий потратит на меня сколько угодно времени, чтобы убедить, подсказать. И единственное, что профессиональная этика нам запрещает, — это выклянчивать у импортеров бутылку-другую. Ни-ко-гда.

— …умная жена, добрая жена, верящая в мой успех жена. Но для моих разговоров с этой упрямой парой, повторим, она подобрала беспощадное пьемонтское словечко, означающее ту самую пустую базарную болтовню: «камарканда». Она посмеивалась, я терпел и соглашался.

Амбразура под потолком на мгновение потемнела снова. Туда посмотрел даже Дмитрий, скоро эту мелькающую в окне голову заметит и сам Гайя. Извините, скажу я им, это мой «хвост», он безвреден.

Безвреден ли? Кто опаснее — профессионал или дурак, который нервничает и делает ошибки?

А как бы не сделать ошибку самому. У магазина есть охрана, все консультанты и сам Дмитрий — мои друзья. Я могу их попросить… О чем? Он не могут его задержать, они не милиция. Они его спугнут. А раз так, надо терпеть.

— …и тогда они посмотрели на меня, посмотрели, переглянулись и сказали с доброй улыбкой: вы у нас уже почти член семьи. Не будем мы вам сдавать эту бесполезную землю в аренду. Это было бы нечестно. Возьмите ее просто так. Если у вас на ней получится хоть что-то похожее на вино, отдавайте нам пять бутылок из ста на протяжении пяти лет. Авось продадим. И давайте подпишем документ об этом прямо сейчас.

Это был момент, когда все почувствовали: можно. Можно пошевелить ногами и руками, можно смеяться, потому что это как начало грозы — повеяло озоном, напряжение ушло.

Гайя давал всем отдохнуть, сверкая бледно-синими глазами, улыбаясь уголками рта, чуть впалого, жесткого, узкого. Сейчас будет финал этого шоу, этого театра одного актера.

А мне пора решать, что делать. Сама дегустация займет еще полчаса. Потом я из магазина выйду. И что тогда? Можно сделать бешеный рывок, можно проголосовать машину и выползти в ней в пробке на Садовое — а дальше посмотреть, сядет ли юноша в какой-нибудь неприметный «жигуль», и какой у него будет номер.

А можно…

В конце концов, мы имеем дело с полным подонком. Если бы мне кто-то сказал, что подосланный неизвестно кем гаденыш не дает мне сосредоточиться на вине, которое не просто знаменито — оно модно, оно только что появилось, о нем спорят винные аналитики, его начал открывать весь винный мир, о нем разве что не пишут симфонии…

Гайя сделал эффектную паузу: все молчали, никто уже не посматривал на столик, где поджидали откупоренные бутылки с черно-синими этикетками.

У этого человека удивительный голос, подумал я. Его слышно, даже когда он говорит очень тихо.

— …и оставалось только дать этому необычайному, этому удивляющему меня самого вину — дать ему… имя.

Пауза. Слышны гудки машин там, на Пречистенке.

— И я поцеловал мою милую, терпеливую жену и сказал ей: спасибо тебе за все, но не обижайся, если я сейчас скажу тебе кое-что. Это вино уже давно получило имя. То имя, которое ему дала ты.

В зале уже было тихо, но тут тишина начала звенеть.

— Я назвал его — «Камарканда».

Дегустаторы аплодируют редко. Здесь весь зал взорвался от восторга.

Времени на обдумывание у меня было достаточно, а на действия — очень мало.

Я медленно, дав «хвосту» время заметить меня, поднялся по трем ступеням из магазина на улицу. Увидел, что парень чуть не сделал стойку. И стартовал за мной.

Я неторопливо пошел от дверей магазина налево, к центру по Пречистенке. Десять шагов. Пятнадцать. Серая тень — за мной. Проем полукруглой арки слева. Вот сейчас.