Деграданс

Глянув в зеркало, какое-то слишком уж прозрачное, как бы выцветшее, Шивцов провел ладонью по колючей щеке, но бриться не стал. Плеснув холодной водой в лицо, вернулся в комнату, вытянул из-под кровати большую спортивную сумку. Вот зачем каждый раз наступает утро?… Уснуть бы насовсем… Так голова болит страшно… Сумка темно-синяя – с желтой полосой, со скалящейся тигрицей… Нет, это у Калинина она выглядела бы тигрицей, а здесь стоит на раскоряку, как шлюха… Оттуда же, из-под кровати, Шивцов вытащил обернутый серой холстиной сверток. Своей тайной коллекцией он любовался нечасто, только когда уж очень припекало. Оружие не новое, но в отличном состоянии. Ухоженное, поблескивают лаком деревянные части. Сладкий запах смазки. Обрез карабина М-1, четыре магазина к нему. Пистолеты: израильский восьмизарядный «Ерихон» (та еще труба – мертвого разбудит!) и отечественная «Гюрза» (эта очень больно кусается). Две осколочные гранаты. Тут же, в мутноватом целлофане, нежные брикеты пластида с детонаторами. Через руки Шивцова за последнюю пару лет прошли десятки таких стволов и немало взрывчатки. Он удачно покупал, удачно перепродавал, обменивал. Знал толк в оружии.

Обойма плавно вошла в рукоять пистолета.

Отложил в сторону «Ерихон». Неторопливо, со знанием дела продернул через кольца гранат плотный обрывок капронового фала, стянул узлом. Сам еще не знал, к чему такие приготовления. Так… На всякий случай… Морщась от головной боли, вывернул коробку с инструментами, набил две пустых консервных банки мелкими гвоздями, шурупами, гайками. Аккуратно вложил пластид, воткнул взрыватели.

Теперь все это в сумку.

Не торопясь, с пониманием.

Сверху – обрез и пистолеты. Ну что еще?

Опять мимолетно глянул в зеркало. Морда небритая, но это ничего. Нынче такая вот трехдневная щетина в моде. Символ мужественности. Мятые джинсы. Потертые кроссовки, футболка, ветровка. Типичный московский придурок. Сунул в наружный карманчик ветровки зажигалку, в другой – сигареты. Потопал, попрыгал на месте, проверяя, не мешает ли что, не погромыхивает ли в карманах?

Теперь бейсболку… Солнцезащитные очки…

Утро туманное… Утро лихое… Голова разламывалась. Из зеркала смотрел на Шивцова ничем не примечательный тип с темно-синей сумкой на плече. С такими сумками бабы ездят на дачу.

2 ВЕДАКОВ 9,00. Пятница

К половине одиннадцатого статья должна лежать на столе главного.

Хорошо, что я не потащился вчера к Шивцову. И так голова тугая. Ведаков медленно прошелся по клавиатуре компьютера. Работа есть работа. Главное, удивить читателей. Дать им по мозгам. Не жалеть патетики, не жалеть восклицательных знаков. У болгар, кстати, восклицательный знак именуется удивительным.

А у якутов? Поэт Август М., он как называет восклицательный знак?

Зря не спросил. Поэт Август М., выступавший вчера в Доме литераторов, представился собравшимся как якутский гений. Нет, не первый, нет. Он представился как последний якутский гений. Разницу чувствуете? Гениев и раньше было немного, скромно сказал Август М., а сейчас их совсем нет, вот только я остался, однако. Таковы особенности полярного климата. Черные длинные волосы. Тоже северная деталь. Правда, волосы, похоже, давно не мыты. Однако.

Якутский гений нервно кусал ногти, смотрел постно.

Часть журналистов сразу слиняла.

«Меня знают в Якутске и в Париже».

После этих слов из зала вышло еще несколько человек.

Ведаков остался только потому, что сидящий впереди Сашка Калинин слушал якута с непонятным интересом. Что-то видимо находил в болтовне последнего гения. Он просто так время терять не станет. «Оледенение душ… Эпоха ужаса… Мертвые языки ледников спускаются к мировым столицам… Глаз последнего охотника… Моя душа – как распахнутое северное сияние… Я пришел вымораживать бледные страсти… Москва – мегаполис карликов…»

Как ни странно, у якута была своя концепция.

«Главный двигатель мирового искусства – лепра».

Сперва Ведаков решил, что ослышался. Решил, что на самом деле якут произнес – депра. Но нет, никакой депры, депра – это для горожан. Август М., последний якутский гений, говорил о лепре. Именно о ней, о страшной, неизлечимой болезни, живьем медленно поедающей людей. Понимание искусства – это понимание неизбежности неизбежной смерти, сказал Август М. Лепра поражает человеческое тело, а искусство поражает человеческую душу. Мировое искусство возникло как ранняя реакция человечества на ужас проказы, как подсознательный рефлекс умирающего человека – защититься. Как инстинктивная попытка зацепиться за живую жизнь, создать хотя бы миф, закуклиться в собственных представлениях, как бы ни были они наивны. В запечатанную скорбью душу не всякий микроб проникнет. Образ мира, течение наших смертных мыслей, деяния и апатию – все определяет лепра.

Так считал последний якутский гений Август М.