Звучали опасения, что прибыли российских нефтяных компаний могли в начавшемся году сократиться вдвое. Нефтяники жаловались, что при слабости спроса на экспортном рынке им крайне трудно нести налоговое бремя, тем более что на внутреннем рынке покупатели отказывались расплачиваться с ними за поставки «живыми» деньгами. Поскольку нефтяной сектор являлся крупнейшим в национальной экономике (нефть и нефтепродукты составляли 25% экспорта, а поступления от нефтяного сектора обеспечивали 25% всех налоговых сборов федерального правительства), начал сказываться эффект домино. Первыми столкнулись с трудностями отрасли, обслуживавшие нефтяную промышленность, а затем последствия снижения цен на нефть распространились на всю экономику страны.
В 1997 году баррель нефти марки Brent North Sea стоил в среднем 19,3 доллара, а к февралю 1998 года его цена упала примерно на 37%. Российская нефть продавалась по цене примерно на 5% ниже. И члены ОПЕК, и некоторые другие экспортеры были вынуждены пойти на сокращение производства.
На динамику цен влияли и другие факторы. Спрос в Азии по-прежнему сокращался, а в то же время Мексика, Вьетнам, разработчики нефтяных полей в Каспийском море и некоторые другие не члены ОПЕК стремились увеличить производство. Избыток предложения вырос еще больше после того, как ООН разрешила Ираку удвоить его продажи в рамках гуманитарной программы «Нефть в обмен на продовольствие».
Российским нефтяникам грозили большие убытки. Мнения аналитиков в чем-то расходились, но никто не обещал ничего хорошего. Себестоимость добычи нефти в России не самая низкая, плюс высокие расходы на транспортировку – в итоге для окупаемости российским нефтяным компаниям необходим экспорт по хорошим ценам. А в новых условиях продажи осуществлялись по ценам, не дававшим практически никакой прибыли, а то и вовсе убыточным. Себестоимость одного барреля поступающей на мировой рынок российской нефти составляла примерно 13,5 доллара и складывалась из следующих расходов: 7 – 8 долларов на добычу, 4,9 доллара – плата «Транснефти» за использование трубопровода и еще 1,3 доллара – фиксированный акциз на добычу.
В январе-феврале 1998 года цена на российскую нефть опустилась в среднем до 13,22 доллара за баррель. А в начале марта министр экономики Яков Уринсон сообщил, что за эти два месяца российские экспортеры потеряли в целом 500 млн долларов. По всему получалось, что нефтяникам стало жизненно необходимо сократить производственные издержки и налоговые платежи. Правда, реальное положение дел у компаний было разным. Руководитель группы «Альфа» (Тюменская нефтяная компания) Михаил Фридман в интервью газете «Коммерсантъ» 21 марта сказал, что «большинство российских компаний перейдут в разряд убыточных» при падении цен до 10 долларов за баррель.
Нефтяные компании хотели решить проблему разом и настаивали на резком сокращении налогов. Они утверждали, что все применяемые налоги в сумме равнялись половине их выручки, причем многие рассчитывались не исходя из полученной прибыли, а в зависимости от объема продаж, и именно поэтому снижение цен для них столь болезненно. Руководители семи крупнейших российских нефтяных компаний 19 января направили премьер-министру Черномырдину письмо с предложением сократить вдвое акциз и снизить тарифы за прокачку нефти по трубопроводам.
В письме указывалось, что общий объем их налоговых обязательств в 1998 году превысит их возможности расплатиться с государством на 20%, или на 16,8 млрд рублей (2,6 млрд долларов). В нем также говорилось, что при дальнейшем снижении цен и действующих налогах убытки отрасли за 1998 год могут составить 27 млрд рублей (4,5 млрд долларов). Авторы письма предупреждали, что в случае резкого увеличения этого дефицита нефтяные компании будут вынуждены сократить согласованные объемы добычи и даже сократить персонал. В МВФ по этому поводу придерживались более взвешенного мнения. Во-первых, в Обзоре мировой экономики на 1998 год прогнозировалось снижение цен только на 14%, а во-вторых, все данные об экспортной выручке нефтяных компаний и даже об их добыче были абсолютно непрозрачными.