Дефо

А подлинность или поддельность первого «Собрания»? Мур не оставил вовсе этого вопроса и еще через несколько лет, в 1960 году, выпустил фундаментальную библиографию произведений Дефо. Эта книга сама по себе читается как летопись его жизни. И вот опять, подойдя к истории первого «Собрания», Мур сделал ссылку на свою работу 30-х годов, предлагая учесть все его старые выводы, и основной из них: «У нас имеется много причин признать, что Дефо авторизовал „воровское“ издание 1703 года, и лишь одна причина, мешающая это сделать, – уверения в обратном самого Дефо. Но по ситуации такие уверения скорее могут служить доказательством в пользу нашей догадки, подобно тому как выслушиваем мы слова того же Дефо о том, будто „Приключения Робинзона Крузо“ написаны моряком из Йорка».

Мур сделал и ряд новых наблюдений. Он установил, что «Подлинное собрание» сделано было прямо по корректурным листам «Собрания», что успеха оно не имело, и это видно хотя бы по тому, что чистые листы, заново сброшюрованные, Дефо пытался предложить публике неоднократно и в 1705-м, и в 1710-м, и даже в 1723 году. Однако сборник сочинений автора «Чистопородного англичанина», которого расхватали в десятках тысяч экземпляров, все никак не расходился. Почему? Это характеризует эпоху и отношение современников к Дефо. Его признавали как забияку-памфлетиста, а солидные фолианты писали и читали в другом кругу, на другой ступени литературной иерархии. Попал Дефо не на тот этаж литературы. Писателем он не считался, хотя, быть может, по типу деятельности был писателем в большей степени, чем все его пишущие современники, вместе взятые!

От суда скрывался Дефо по тому парадоксальному принципу, по которому делал он в жизни многое, – у француза. Именно он, стращавший французским завоеванием и потому, казалось бы, стоявший вне каких-то французских связей и симпатий, почел вернейшим убежищем дом французского торговца.

Однако надо учесть, что француз был гугенотом, то есть французским протестантом, поэтому он не только прятал Дефо, но и, когда попал в руки полиции, постояльца-единомышленника не выдал. Все-таки Дефо нашли и взяли, причем присланы были для этой операции два королевских должностных лица. Дефо всегда гордился, что сразу двое: одного-то случайного разоблачителя он поставил на колени!

Мысль об этом могла служить, пожалуй, единственным утешением для Дефо. Ситуация была ведь поистине ужасной. Семья действительно погибала, большая семья, семеро детей, пять девочек и двое мальчиков. Каково им без единственного кормильца? Рушилась, буквально рушилась и его последняя деловая опора, кирпично-черепичная фабрика в Тильбюри.

Когда в середине XIX столетия в Тильбюри проводили первую железную дорогу, среди рабочих то и дело появлялся некий господин. С исключительным вниманием следил он за тем, что выкапывают они из земли, сооружая железнодорожную насыпь. И вдруг – кирпичи! Небольшие, ровные, красноватые. «Откуда здесь кирпичи?» – спросил незнакомец у землекопов. Почем они могли знать? Незнакомец объяснил им, что «автором» этих кирпичей является тот же человек, который написал «Робинзона Крузо». Они сразу поняли. Кто же не знает «Робинзона Крузо»?

«Как видно, – вспоминал об этом случае незнакомец, – я задел ту струну, что связывала сердца навигаторов железных дорог с участью моряка, потерпевшего крушение. Глаза у всех заблестели, языки развязались, каждый готов был спросить и сам что мог ответить, и всякая мелочь приобрела смысл. Рабочие с носилками и лопатами, бригадир, обходчик путей – все собрались вокруг меня, рассматривая узкие, продолговатые, уже устаревшей формы кирпичи, оказавшиеся важной исторической находкой».

А незнакомцем этим был Вильям Ли, автор трехтомной биографии Дефо. Рассматривая первосортные кирпичи, профессор литературы понял, почему так долго не получалась у Робинзона глиняная посуда. Вот ответ: кирпичи говорят сами за себя. Дефо знал глиняный обжиг как специалист и очень хорошо мог описать «неумение» делать кирпичи (а все, чего сам Дефо не знал и не умел, получалось у Робинзона быстро и как бы само собой – без описательных подробностей).