Не хотел бы он вспоминать про тот скандал Ваха с Мусаевой, но теперь волей-неволей пришлось вспомнить. Обычно разговор Ваха с Мусаевой был спокойным, деловым и коротким, но в тот раз бубнящие, сердитые их голоса привлекли внимание Алика, тем более, что и его имя было помянуто раза два-три. Он вышел в коридор, непривычно было слышать здесь базарную ругань, будто Вах собирался ее зарезать как минимум. Горячий человек Вах, грузин, но и Мусаева, хотя и не грузинка, тоже кавказская женщина, нашла у них коса на камень. Алик, сам не зная, зачем, потянулся на скандал, подошел к двери и услышал, как Вах кричал: «Сначала ты положишь, а потом я положу!» — ему нипочем, он с ней, как с Розой, в гробу видел ее заслуги, даже прокурора ее не боится. Впрочем, Алик знает, Вах может никого не бояться, есть у него для этого оч-чень веские основания. На крик Ваха Мусаева заговорила потише, все пыталась убедить его: «Ты подпишешь, а я тебя в психбольницу положу, там у меня знакомый врач, дадут справку, что невменяемый и все». Но Вах не соглашался: «Сама иди в психбольницу! Положи свои восемьдесят, тогда и я положу свои сорок». Тут и думать нечего, речь у них шла не о копейках. Теперь выходит, Вах листы не подписал и укатил с девушкой на Черное море, а Мусаева взялась Алика обрабатывать, хотя прежде Алик никогда ничего не подписывал, все делал Вах.
Впрочем, как это не подписывал? А две шестьсот на той неделе? Тоже сумма, она еще не покрыта, а ты давай уже новые листы подписывай, «ответственное дело надо решить», а сумма такая дикая. Опять вспомнил, как Вах оскорблял отличника торговли, да и как ее не оскорблять, если она, заведующая, должна своему магазину восемьдесят тысяч, шутка ли?!
— Я тебе честно скажу, Алим, мы с тобой попали в критическое положение. Вахтанг не в командировке, он позорно сбежал. Он должен магазину сорок пять тысяч. Кое-что я должна, кое-что ты должен. Подпиши листы, иначе нам с тобой будет плохо. Вахтанг подлец, сильно нас подвел, но ты не такой, Алим, я тебя знаю, ты честный человек.
Алик только вздохнул и опустил голову.
— Мы покроем, — сказала Мусаева обещающе, — за счет дефицита. На базе есть твердая договоренность.
Он бы подписал, если бы… Много сейчас у Алика всяких-разных «если бы» — если бы не собрался жениться, если бы он не слышал тогда скандала с Вахом, если бы Мусаева не стала бы в его глазах драной кошкой, которой хозяин дает пинка.
— Не буду подписывать, — сказал Алик. — Просить бесполезно.
Вот вам и безотказный.
— Да чего ты испугался, Алим? Все гладко пройдет. В крайнем случае я тебя в психбольницу положу, у меня там свой врач, доцент, близкий родственник.
— Зачем мне ваш врач-доцент? Я жениться хочу, заявление подал, на свадьбу вас пригласил, зачем мне психбольница?
— Правильно, зачем? Давай так подпиши. Ты не мальчик, Алим, жениться собрался, я тебе всеми силами помогу.
— Не надо. Сказал — не просите. Бесполезно! — И ушел за прилавок.
Вечером, после закрытия, когда Алик уже переоделся, в подсобку вошли трое — муж Мусаевой, его личный шофер и амбал племянник.
— Разговор есть, — сказал муж Мусаевой. — Садись.
Алик послушно сел на ящик из-под пива.
— Ты меня знаешь? — Муж Мусаевой ткнул себя пальцем в грудь. — Я прокурор.
Алик озадаченно молчал, прикидывая, чем может дело кончиться. Шофер сказал:
— Встань, когда с тобой старший говорит.
— То садись, то встань, — проворчал Алик. — Много начальников. — Однако встал, прицелился, как шмыгануть к двери, если они вслед за языком пустят в ход кулаки.
— Если заборный лист не подпишешь, в тюрьму пойдешь. По трем статьям — семьдесят вторая, часть вторая…
Минут пять муж Мусаевой втолковывал Алику, какая жизнь ему «карячится» — веселая, в общем, жизнь, двенадцать лет он будет ходить на охоту каждый что ни на есть день, притом налегке, поскольку ружья будут носить сзади ребята с красными погонами, — вот такую приблизительно картину нарисовал ему прокурор.
Алик пытался ему объяснить, что остаток неимоверно большой, сам он тут не виноват нисколько, к делу он не причастен, закон должен быть на его стороне, зачем товарищ прокурор толкает его на преступление? Если Алик не подпишет, то срок ему то ли будет, то ли нет, а вот если подпишет, то уж будет наверняка, а он не брал эти тысячи, да и зачем брать, он жениться хочет, у него невеста есть, девушка, — короче, все им объяснил начистоту, откровенно.
— Дисциплина твоя где? — сказал личный шофер. — Заведующая приказ дает, ты должен выполнять, соображаешь? Почему не выполняешь?
Алик молчал.
— Когда подпишешь? — спросил прокурор негромко и веско.
Алик только головой помотал, не желая больше повторяться.
— Отвечай, падла! — повысил голос шофер.