Сестра постучала по аппарату.
– Доктор в приемном покое спрашивал, может, кто на вас напал?
– Напал? С чего вы взяли?
Сестра смотрела на нее подозрительно:
– Вас тщательно осматривали врачи. Разве вы не помните?
Кейт покачала головой.
– В истории болезни есть одна запись. Правда, под вопросом…
– Что под вопросом?
– Ну, во время осмотра обнаружили кое-что. Какие-то рубцы. Есть подозрение, что совсем недавно вы подверглись сексуальному насилию.
Кейт молчала.
– Вы понимаете, о чем я? – Сестра легонько коснулась руки пациентки. Та молча убрала руку. – Если захотите написать заявление… – заговорила ирландка тихим, доверительным голосом.
– Нет, – перебила ее Кейт. – В этом нет нужды.
– В полиции есть специальное подразделение… чисто женское… гарантируется полнейшая конфиденциальность, никакого риска…
Кейт молчала, внимательно изучая складки оконной шторы.
– Я понимаю, конечно, на это не так-то легко решиться. Но с другой стороны, если вам причинили зло… – настаивала сестра.
– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Ничего подобного со мной не произошло. На самом деле все было не так.
– Да, но… Если вы вдруг передумаете… если понадобится с кем-то поговорить…
– Спасибо. Я ценю вашу заботу. Но на самом деле все было не так, – твердо повторила Кейт.
Сотрудница больницы вздохнула и покачала головой.
– Вы не могли бы принести чашечку чая? – попросила Кейт. – Что-то меня знобит.
Сестра некоторое время пристально смотрела ей в глаза.
– Сахарного песку положить? – наконец спросила она, отводя взгляд.
– Две ложечки. Спасибо.
Сестра вышла, и Кейт отвернулась к стене, пытаясь не слушать негромких стонов, доносящихся с соседней койки.
Разумеется, пожилая женщина ей не поверила. И удивляться тут не приходится.
И тем не менее Кейт сказала ей правду. На самом деле все было не так.
Мало того, она сама об этом просила.
Настал вечер. Джек сидел на кровати в своем номере. Напротив на комоде лежал дорожный несессер. Тот самый, который он купил сегодня у Джо Уильямс и обещал больше никому не продавать.
Джек покривил душой, когда сказал Рейчел, что и сам не знает, зачем приобрел его.
Очередная глупость? Хватит ли у него мужества преподнести его Кейт? Оценит ли она его жест, поймет ли, насколько уникальна эта вещь?
Понятно, что такое умение не приходит само, этому надо учиться, подумал Джек. Было время, когда он и сам не обратил бы внимания на подобный раритет, посчитал бы, что в несессере нет ничего особенного. Не смог бы оценить его по достоинству.
Он сбросил обувь и с наслаждением вытянул ноги. И вспомнил об отце.
Генри Коутс обожал прошлое. К старинным предметам он испытывал уважение, граничившее с преклонением. Для него не было большего удовольствия, чем, скажем, обнаружить никем не замеченную ценную вещь, а потом заняться исследованием ее происхождения, изучением ее истории. Его интересовали любые, самые мелкие подробности: кто и когда изготовил эту вещь, откуда она, кому принадлежала изначально и сколько сменила владельцев, пока не попала к нему в руки.
«Вот вам еще один урок практической истории», – любил говаривать Генри Коутс.
В то время Джек интересовался проектированием городов, он хотел оставить свой след в этом мире, мечтал создавать великие произведения из стекла и стали. Увлечение отца казалось ему старомодным и экстравагантным чудачеством. Кому какое дело до того, что происходило в прошлом? Стоит ли затевать расследование, дабы выяснить, как этот старый стул попал в твои руки? Продай его и живи спокойно. Приблизительно так Джек тогда рассуждал.
Но теперь, глядя на этот дорожный несессер красного дерева, он испытывал трепет и ощущал некоторую близость со своим отцом. Все-таки прошлое достойно уважения. Теперь, когда он сам достаточно пожил, когда есть воспоминания, которые будоражат и смущают его душу, он понимает отца гораздо лучше.
Джек подложил под голову подушку.