Dead or Alive

Каша заварилась в Министерстве юстиции. Пентагон переадресовал туда рукописный рапорт первого сержанта Дрисколла об операции по захвату пещеры в Гиндукуше. В кратком, всего на три страницы, рапорте все же достаточно подробно рассказывалось о том, что и как делали Дрисколл и его люди. Сотрудника, просматривавшего донесение, потрясло перечисление убитых. Дрисколл честно сообщил, что они убили не менее девяти афганцев, четверых из них — лично он выстрелами в упор из пистолетов с глушителем. «Выстрелами в голову» — прочитал юрист, и у него похолодела кровь в жилах. Из всего, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни, этот документ лучше всего подходил под определение «признание хладнокровного убийцы». Ему доводилось читать признания убийц, но никогда еще ни один из них не сознавался столь откровенно. «Этот самый Дрисколл грубо нарушил законы, или правила, или что там еще может быть, — думал юрист. — Дело происходило не на поле битвы, это была даже не работа снайпера, который с расстояния в несколько сотен ярдов убивает людей, когда те высунутся из-под прикрытия, словно силуэты уток в стрелковом тире. Он «занимался плохими парнями» (так он назвал все это), когда те спали. Спали! Совершенно беззащитные, а он, не раздумывая, убил их всех и бесстыдно признался в этом, как будто докладывал всего лишь о том, что подстригал газон перед домом.

Это не лезло ни в какие ворота. Он свалился на них, словно снег на голову, как говорят герои вестернов. Они не могли даже оказать сопротивление. Даже не знали, что им угрожает смертельная опасность, но этот мерзавец Дрисколл вынул пистолет и расстрелял их всех, как мальчишка топчет муравьев. Но ведь это были не муравьи! Это были человеческие существа, находившиеся под защитой международного права, их следовало арестовать, после чего они получили бы статус военнопленных, находящихся под защитой Женевского протокола. Но Дрисколл убил их, не проявив ни капли милосердия. И, что еще хуже, этот злодей даже не подумал о том, что от этих людей можно получить ценную информацию. Он решил, что девять человек не стоят совсем ничего, ни как люди, ни как источник информации».

Юрист был молод, ему еще не исполнилось тридцати лет. Он закончил Йель одним из лучших в своем выпуске, после чего получил место в Вашингтоне. Он мог бы стать помощником судьи Верховного суда, но ему перебежал дорогу какой-то выскочка из Мичиганского университета. Впрочем, теперь он не сомневался, что это место не понравилось бы ему. Новый Верховный суд уже пять с лишним лет представлял собой оплот твердолобых консерваторов, поборников предельно узкого толкования конституции, поклонявшихся букве закона, словно она заменила для них Зевса — верховное божество древних греков. Как баптисты из южных штатов на своих молитвенных собраниях или телевизионных проповедях, которые показывали каждое воскресенье по утрам и которые он видел лишь мельком, переключая каналы в поисках утреннего ток-шоу.

Черт возьми!

Он вновь перечитал рапорт и был на сей раз оскорблен качеством изложения. Мало того, что солдат армии Соединенных Штатов убивал без жалости и без оглядки на международные законы, так он еще описал все это таким языком, который и суконным-то назвать было бы слишком мягко.

Рапорт попал к нему на стол от приятеля-однокурсника, работавшего в аппарате министра обороны, с запиской, что никто в Пентагоне не обратил никакого внимания на эту бумагу, но он, юрист, считает ее совершенно возмутительной. Нового министра обороны совершенно подмяли под себя гнусные бюрократы с противоположного берега реки. Хотя он и сам юрист, но ему приходится слишком много общаться с этим быдлом в погонах. Он никак не отреагировал на этот отвратительный документ, невзирая даже на то, что действующий президент запретил применение вооруженной силы где бы то ни было, кроме открытых войн.

«Ну уж нет!» — решил молодой юрист и принялся составлять свою собственную пояснительную записку по поводу этого дела. Этой гневной записке предстояло попасть к руководителю секции, выпускнику Гарварда, имевшему прямой доступ к президенту. Ну, во всяком случае, такой доступ у него должен был иметься, поскольку его отец был одним из главных политических сторонников президента.