De toutes les fureurs de son ame (СИ)

Наконец, когда оба были уже охвачены пламенем дикой страсти, Клод медленно проник в заповедный сад, пристально следя, как расширяются зрачки на прелестном личике, как смеживаются мгновение спустя подрагивающие веки… Он двигался медленно, каждый раз почти полностью выходя, чтобы через секунду вновь до конца заполнить ее собой. В этом новом положении плясунья была совершенно открыта его взору, что вливало в жилы дополнительную порцию обжигающего наслаждения, заставляло вскипать кровь, добавляло иссушающей жажды. Но мужчина уже с первой ночи знал, как можно притушить бушующий пламень и продлить греховное удовольствие. Когда желание стало почти нестерпимым, он легко выскользнул из раскрытого лона, самодовольно отметив про себя разочарованный вздох, невольно вырвавшийся из уст не получившей удовлетворения девушки.

- Мы скоро продолжим, - многообещающе проговорил он, тяжело дыша. – Пойдем.

Потянув за собой покорную его воле прелестницу, священник, прихватив светильник, начал спускаться вниз. Здесь он, оставив зардевшуюся от смущения Эсмеральду у подножия крутой лестницы, снял висевший на гвозде плащ и бросил на ступени. Развернув цыганку спиной к себе, он начал ласкать большими ладонями девичью грудь; отведя черные пряди, впился губами в шею, затем одарил быстрыми поцелуями спинку…

- Обопрись о ступени, - тихо шепнул мужчина, мягким движением заставляя девушку чуть нагнуться, а левую ножку аккуратно приподнимая и устраивая на третьей ступеньке.

Плясунья едва успела сообразить, что он собирается делать, как уже почувствовала внутри себя напряженную плоть. Архидьякон застонал, поставил правую ногу на лестницу и, опершись одной рукой о ступень, другой начал ласкать маленькую грудь:

- Девушка, как удается тебе каждый раз пробуждать во мне эту губительную страсть, что выжигает изнутри?! Почему обладание тобой не гасит мое влечение, а лишь усиливает его? Кем же ты послана: сатаной, мне на погибель, или Господом, в награду за усердное служение?.. О, неважно, не имеет значения, ведешь ты меня в Рай или в ад: все равно я пойду за тобой, все равно буду принадлежать тебе, как и ты – мне!..

Движения его становились постепенно яростными, быстрыми, почти отчаянными. Положив твердые ладони на смуглые плечи, Клод заставлял цыганку двигаться ему навстречу, с каждой минутой увеличивая давление. Под конец он обхватил крутые бедра и, задыхаясь, начал с силой насаживать на себя постанывающую красавицу. Опьяненный зрелищем обнаженного гибкого тела, пронзаемого его раскаленной плотью, Фролло почти обезумел от страсти и, в последний раз глубоко войдя в податливое лоно, со звериным рыком оросил семенем сад ее женственности.

- Какой неведомой силой околдовала ты меня, Эсмеральда?.. – тихо спросил он, успокаивая дыхание и наклоняясь к самому ушку замершей девушки.

Священник знал, что после каждой ночи та тщательно стирает с себя все следы их жаркой страсти, однако в этот раз ему хотелось самому поухаживать за цыганкой. Плеснув в стоящий в углу таз прохладной воды, архидьякон смочил лежащий здесь же кусок мягкой ткани и, подведя поближе стыдливо зардевшуюся плясунью, опустившись на колени, начал благоговейно обтирать покрытую капельками пота спинку, трепещущую грудь, плоский животик, мягкие бедра и скрытый между ними источник его наслаждения. После он омыл и свою успокоившуюся плоть.

- Думаю, у нас есть пара часов для сна, - мужчина тепло улыбнулся, что сразу преобразило его строгое лицо. – Пойдем в постель, красавица. Только не пытайся больше бежать: теперь ты знаешь, чем это закончится. У меня очень чуткий сон. Я разбужу тебя, как только предрассветные сумерки разгонят кромешный мрак.

Успокоенный, почти счастливый, Клод, как и Эсмеральда, очень быстро уснул. Он, действительно, разбудил ее в начале четвертого часа. Быстро одевшись, укутанные в черные плащи, две тени выскользнули в сумрак погруженных в сон столичных улиц. Мужская ладонь крепко ухватила маленькую женскую ручку, нежно переплетя крупные пальцы с тоненькими и изящными.

- Ах, Париж!.. – едва слышно вздохнула Эсмеральда. – Как прекрасен ты перед восходом солнца, встречая летнюю зарю! Скоро нам предстоит расстаться навсегда… Что ждет меня в неведомом краю?.. Прошлое отпускает, я чувствую: оно умирает, оставаясь поблекшим детским воспоминанием. Скоро начнется совсем другая жизнь, ничуть не похожая на прежнюю, я знаю. Но лучше ли она смерти на одной из французских площадей?.. Будет ли она счастливой…

Вздрогнув, будто услышав пророческий глас самой судьбы, от которой так долго тщетно пытался он сбежать, Клод Фролло, архидьякон Жозасский, второй викарий епископа, крепче сжал теплую ладошку и устремился прочь из безмолвного дворика, увлекая за собой невесомую тень, свое счастье, свое проклятие, свой рок.