Даже не ошибка

В конце концов, из этой истории меня вызволила работница кафе — явно уже видевшая здесь Парня-с-крашеными-лампочками раньше. Она тактично увела его: «Может, этому любезному человеку пора уже допить свой кофе и уходить». Да нет, уходить мне было не пора, и «любезным человеком» я себя отнюдь не чувствовал. Я чувствовал беспомощность, так как думал, что уже умею разговаривать с аутичным человеком. Но нет. Оказывается, я научился разговаривать только со своим сыном. Он, надеюсь, понемногу постигает науку разговора с нами. Впервые он крикнул «Мама!» на прошлой неделе, ободрав коленку; слова «папа» мы пока не добились, но стараемся.

Срываю несколько травинок на церковном дворе, рассеянно рассматриваю их, потом отбрасываю. А если невозможно увидеть просто эту лужайку? Что если вы видите лишь отдельные травинки, и они переполняют вас всего, словно парализуя? Что если… Нет, нет. Я-то обычным образом воспринимаю эту траву. Встаю, привожу себя в порядок и отправляюсь в обратный путь.

Если я вижу человека, ведущего себя и говорящего как-то странно, например, в автобусе, то всегда стараюсь определить: а в чем его проблема? В принципе, это характерно для меня и ныне. Но в этот раз я останавливаюсь, и появляется другая мысль: а что с этим человеком, разве в нем проблема? Длинная цепочка событий, протяженностью в десятилетия, формирует личность того, кто сейчас перед вами. Возможно, все, что вам под силу — это молча пожелать ему счастливого пути да постараться не быть излишне жестоким или назойливым. Возможно, вы подивитесь: как мало вас отделяет от него! А может, и наоборот — как много вас разделяет! Но все же — так ли уж непроходима стена? Пусть они нелепы, но иногда мир признает и их величие.

В прессе стало чем-то вроде модной игры удивляться и гадать, кто из эксцентричных гениев мог быть аутистом. Первые фавориты в этом списке — Ньютон и Эйнштейн. Следующие напрашивающиеся кандидаты — математик Пол Эрдёш или, скажем, пианист Гленн Гульд: его неконтролируемые вокализации запечатлены на звукозаписях в качестве «музыкальных эхолалий», сопровождающих инструмент. Ну и наконец — квинтэссенция постмодернизма, Энди Уорхол. Ему было свойственно любопытное сочетание бессвязных аффектов, наивных социальных наблюдений, повторяющихся навязчивых зрительных образов — и все это на фоне жизни с матерью и старательного коллекционирования всевозможных, якобы редких, предметов, распиханных по коробкам в его квартире. Мысль о том, что кое-кто из признанных мастеров искусства или науки может быть аутичным аутсайдером, шокирует. Гений не должен обращать внимание на других, гения ведет его собственный интерес, его желание постичь мир. Но ведь то же самое можно сказать и про парня, раскрашивающего лампочки, не правда ли?

Невозможно знать заранее, какие плоды принесут острый интерес субъекта к какой-то одной узкой области и его своеобразная точка зрения на предмет. Сосредоточенного на своем интересе человека предмет его увлечений буквально околдовывает. Бессмысленная, слепая — и в то же время блестящая удача, что у Исаака Ньютона предмет интереса оказался столь важным для всех. Но ведь свои Ньютоны есть и в мире деталей холодильников, раскрашивания лампочек, расписаний поездов, кусочков веревок… Исаак Ньютон стал Ньютоном в физике, но не будь других, таких как он, — не было бы и его.

17

На окне в гостиной аккуратным рядом налеплены стикеры: Солнце, Меркурий, Венера… Только спустя неделю, лежа как-то на полу, я понял, что же именно соорудил Морган. Он не просто разместил планеты в соответствии с их орбитами, но выбрал для этого единственное подходящее окно: сидя под ним, Морган в ясную погоду может наблюдать появление планет. Я рассматриваю планеты, а солнечный свет падает через них на кушетку, на которой лежит Морган и перетасовывает математические карточки: 2+3 = 5.

— Морган? — я подношу его руку к своему лицу, пытаясь поймать его взгляд. Иногда этот прием помогает. — Морган, что хочешь кушать?

Он отмахивается от меня и продолжает заниматься карточками. Он по-прежнему снисходит лишь до нескольких блюд: вся остальная еда для него словно не существует, как будто это что-то несъедобное, будто мы бросили ему на тарелку горсть камней. Нам приходится подмешивать что-нибудь новенькое в его рацион так, чтобы он ничего не заметил, — точно так же и стричь ему волосы Дженнифер приноровилась тогда, когда он спит. Эх, был бы способ накормить спящего Моргана, скажем, шпинатом — мы бы точно попытались.

Иду в кухню приготовить что-нибудь для него. Марк уже здесь, готовит «походную» бутылку с соком — чтобы мы могли подольше поиграть с Морганом где-нибудь на улице.

— Слушай, я тебе еще не рассказывал, — говорит Марк. — Знаешь, чем мы тут занимались на днях?

— Чем же?

— Мы рисовали рожицы — сначала я, а потом он у меня перехватил карандаш и начал рисовать сам. — Марк открывает холодильник и наполняет контейнер яблочным соком. — Но это ладно, он уже давно рисует лица, да и буквы пишет. А тут… подожди, я тебе нарисую, что получилось.