Субъектом владельного права русских князей был весь княжеский род не потому, что он сам сохранял до XI–XII вв. включительно архаичную структуру неделенного рода, а в силу только опиравшегося на язычество культового обычая: не обособленный от другого властелин-вотчинник, а совладелец в общем владении, русский князь долго — дольше, чем феодалы на Западе, — не находил правовой и экономической опоры своим вотчинным притязаниям именно в силу тяготевших над ним пережитков язычества.
И тяготели они в сознании той эпохи не только над субъектом, но и над объектом княжеского права: подобно роду неделима была, по крайней мере в идее, земля.
Культ земли, как и рода, в русском язычестве был одним из основоположных»[11].
Вывод В. Л. Комаровича тем более значим, что оп бьиі сделан автором исключительно на основании летописного материала, без привлечения текста «Слова о полку Игореве». Проанализировав использование в ту эпоху внеканонической «дедней и отней молитву», двойных (крестильных и «русских» или «мирских») имен, даваемых новорожденным, отдельные примеры княжеского права и явно языческий обычай постригов, этот исследователь пришел к следующему заключению: «…и если и исторических князей — Рюриковичей — в самом деле объединял сравнительно так долго родовой культ, то он не мог первоначально тоже не быть культом родоначальника. Только в поисках такого родоначальника для князей Рюриковичей надо сразу же, конечно, отказаться от самого Рюрика…»[12] Сам В. Л. Комарович подобного полусакрального родоначальника видел в Вещем Олеге, однако в свете приведенного выше примера из Ипатьевской летописи и славянского перевода «Хроники» Иоанна Малалы мы можем заглянуть в глубь веков еще дальше и предположить, что исходным родоначальником русских князей был бог солнца Дажьбог, первый царь на земле в собственном смысле этого слова. В этом случае становится понятной отмеченная выше странность автора Ипатьевской летописи, совершенно нелогично опустившего имевшуюся в славянском переводе византийского текста фразу о наследниках Дажьбога-Солнца. Понятно, что если данная фраза могла навести читателей на весьма неприятную для новой религии мысль о происхождении правящей княжеской династии от языческого бога, беса по терминологии усиленно насаждаемого христианства, то, с точки зрения монаха-летописца, о ней вообще следовало умолчать. Поскольку вопрос этот чрезвычайно важный, мы не станем спешить с окончательными выводами и сформулируем данное предположение пока на уровне предварительной гипотезы, которую необходимо подтвердить другими, независимыми от «Слова о полку Игореве» данными.
Завершая рассмотрение образа Дажьбога в этом «золотом слове» Древней Руси, необходимо обратить внимание читателей на ту особенность, что в обоих фрагментах этот бог упоминается в семантическом поле образов, которые непосредственно восходят к сфере деятельности его небесного отца Сварога. Так, в первом случае гениальный создатель «Слова о полку Игореве» дважды обыграл мотив пахоты. Сначала с ним метафорически сравнивались усобицы, которые «засевались» Олегом Гориславичем, который действовал подобно пахарю. Именно от этих засеянных и разросшихся княжеских усобиц и погибало достояние Дажьбожьего внука. Конкретизируя процесс гибели достояния потомков бога солнца, двумя строчками ниже автор уже напрямую вводит образ прервавшейся обработки земли крестьянами: «Тогда по Русской земле редко пахари на лошадей покрикивали». Подобное двойное обращение к образу пахоты вряд ли является случайным и заставляет нас вспомнить, что Сварог, как было показано в первой книге нашего исследования, сам являлся, по сути дела, изобретателем земледелия, выковавшим людям первый плуг. Однако с пахотой был связан и его сын, как солнечное божество. В XIX в. на Украине была записана песня, где солнце спустя почти тысячу лет после крещения жителей Киева прямо называется богом: