Поскольку о Рюрике нам, к сожалению, больше практически ничего не известно (только Иоакимовская летопись отмечает в его деятельности уже знакомую нам по былинному Владимиру деталь — его заботу о правосудии), то нам остается рассмотреть деятельность второго правителя языческой Руси — Вещего Олега. На первый взгляд как будто ничего не указывает на солярный характер этого первого объединителя нашей страны. Интерес, однако, вызывает официальный титул Олега, которым он именуется в тексте договора с Византией, приводимом «Повестью врсмениых лет» под 912 г. Он начинается с перечисления имен русских послов «иже послали от Олга великого кнзя Роускаго. и от всѣх иж соут под роукою его свѣтлых и великих кнзь. и его великих бояръ» к византийским императорам. Далее в тексте договора Вещий Олег называет себя «наша свѣтлость», берет обязательства от своего имсни и от имени находящихся под его рукою «(князь) свѣтлых» и, в свою очередь, требует обещания от византийских императоров хранить любовь «ко кнзмъ нашим свѣтлым Роускым. и ко всѣм иже соут под роукою свѣтлаго кнзя нашего»[179]. Из текста первого договора, заключенного между только что объединившейся под властью единого правителя Русью и Византией, вырисовывается весьма интересная картина. С одной стороны, верховный правитель страны официально именуется в важном международном договоре не только русским великим князем, по и «нашей светлостью» и «светлым князем нашим». С другой стороны, существуют еще какие-то «светлые князья», возглавлявшие, очевидно, подвластные Олегу восточнославянские племенные союзы, которые хоть и подчиняются киевскому великому князю, но вместе с тем выступают и субъектами международного права, от имени которых верховный правитель берет и дает различные обязательства. Поскольку местные «светлые князья» заслуживают особого упоминания в таком важнейшем внешнеполитическом документе, каким был мирный договор с греками, это отражает их значительный вес и во внутриполитическом устройстве страны. Понятно, что чем прочнее и устойчивее становилось Русское государство, тем больше падало значение этих местных правителей, что находило свое отражение и в международных договорах. Титулатура «светлые князья» нам больше уже никогда не встречается, в договоре с Византией 945 г., заключенном преемником Олега Игорем, последний именуется великим князем, заключающим мир от своего имени «и от всякоя княжья и от всѣхъ людии Руския земля», а в договоре Святослава 971 г. речь идет вообще об «иже суть подо мною Русь, боляре и прочий», а о каких-либо племенных князьях вообще не упоминается. Таким образом, менее чем за сто лет «светлые князья» отдельных союзов племен полностью исчезают из международных документов, что говорит о явном укреплении положения на Руси династии Рюриковичей. Однако сам факт их упоминания в договоре Олега начала X века красноречиво говорит о том, что носителем светоносного начала воспринимался не только находящийся в Киеве верховный правитель, но и князья отдельных племенных союзов восточных славян. О том, что данная титулатура не является поздней вставкой летописца либо влиянием византийского церемониала, свидетельствует не только ее отсутствие в двух последующих договорах с греками, но и ее применение по отношению к Владимиру в русском героическом эпосе. Так, например, пришедший неузнанным к киевскому великому князю Илья Муромец обращается к нему следующим образом:
В другом случае к верховному правителю Руси обращаются так:
Обращают на себя внимание две особенности использования данного эпитета в былинах. Во-первых, как мы могли убедиться на приводимых выше примерах, обычно Владимира в эпосе называют просто Солнышко. Когда же Илья Муромец именует Владимира «свет», он к слову «солнышко» прибавляет еще эпитет «красное», что можно расценить как развернутый официальный титул великого князя. Во-вторых, наблюдения над текстом былин показывают, что они тяготеют к использованию слова «свет» при упоминании лиц, так или иначе связанных с сословием священнослужителей. Так, например, ни по отношению к Илье Муромцу, выходцу из крестьянской семьи, ни к Добрыне Никитичу, выходцу из семьи профессионального дружинника, былины не используют слова «свет». Когда оба богатыря просят у родителей благословения на ратные подвиги, они также не обращаются к ним с данным эпитетом. Совсем другую картину мы видим при описании Алеши Поповича, родившегося в семье ростовского попа: