Давший клятву

Все стремительно закрутилось: он пожимал руки, говорил слова благодарности. Настаивал на том, что подарки не нужны, поскольку они опустили эту часть традиционной церемонии. Все выглядело так, словно волеизъявления Буреотца было достаточно, чтобы все с ним согласились. Даже Элокар, невзирая на обиду, обнял мать и похлопал Далинара по плечу, прежде чем уйти вниз.

Остался только Кадаш. Ревнитель ждал до конца. Крыша пустела, а он стоял, скрестив руки на груди.

Далинару всегда казалось, что Кадаш в своих одеяниях выглядит неправильно. Хотя он носил традиционную прямоугольную бороду, Далинар видел в нем не ревнителя. Кадаш был солдатом — худощавым, с проницательными светло-фиолетовыми глазами, и в его движениях крылась опасность. Кривой старый шрам огибал его бритую голову, пересекая макушку. Может, теперь Кадаш и посвятил свою жизнь миру и служению, но молодость он потратил на войну.

Далинар прошептал обнадеживающие слова Навани, и она оставила его, чтобы спуститься на уровень ниже, где приказала приготовить угощение. Далинар, ощущая уверенность, подошел к Кадашу. Его переполняло удовлетворение, оттого что наконец-то удалось совершить поступок, который он так долго откладывал. Он был женат на Навани. Князь с юности считал, что никогда не испытает такой радости, и о подобном исходе не позволял себе даже мечтать.

Он не собирался извиняться ни за это, ни за нее.

— Светлорд, — тихо проговорил Кадаш.

— Формальности, старый друг?

— Хотел бы я находиться здесь только как старый друг, — мягко сказал Кадаш. — Далинар, мне придется об этом сообщить. Жрецы не обрадуются.

— Они, разумеется, не станут отрицать мой брак, раз уж его благословил сам Буреотец.

— Спрен? Ты ожидаешь, что мы признаем власть спрена?!

— Он то, что осталось от Всемогущего.

— Далинар, это богохульство, — произнес Кадаш голосом, исполненным боли.

— Кадаш, ты же знаешь, что я не еретик. Ты сражался бок о бок со мною.

— Это должно меня успокоить? Воспоминания о том, что мы сделали вместе? Я ценю человека, которым ты стал; и не надо напоминать мне о человеке, которым ты когда-то был.

Далинар помедлил с ответом, и из глубин его памяти поднялся образ, о котором он не думал уже много лет. Этот образ его удивил. Откуда он взялся?

Князь увидел окровавленного Кадаша, который стоял на коленях, и его тошнило, пока желудок не опустел. Закаленный боями солдат столкнулся с чем-то настолько мерзким, что даже он был потрясен.

На следующий день Кадаш бросил армию и ушел в ревнительство.

— Разлом, — прошептал Далинар. — Раталас.

— Не надо ворошить темное прошлое, — отрезал Кадаш. — Далинар, дело не… в том дне. Дело в сегодняшнем дне и в том, что ты распространял среди письмоводительниц. Все эти разговоры о вещах, которые ты увидел в бреду.

— Святые послания, — возразил Далинар, холодея. — Отправленные Всемогущим.

— Святые послания, утверждающие, что Всемогущий мертв? — парировал Кадаш. — Прибывшие накануне возвращения Приносящих пустоту? Далинар, разве ты не видишь, как это выглядит? Я твой ревнитель, строго говоря — твой раб. И да, пожалуй, все еще твой друг. Я пытался объяснить советам в Харбранте и Йа-Кеведе, что у тебя благие намерения. Я говорю ревнителям из Святого анклава, что ты опираешься на те времена, когда Сияющие рыцари были чисты и еще не пали жертвой порока. Я говорю им, что у тебя нет никакой власти над этими видениями. Но, Далинар, все это было до того, как ты начал вещать, будто Всемогущий умер. Они и так достаточно разозлились, а тут ты взял и бросил вызов традициям, плюнул ревнителям в лицо! Лично я не считаю важным то, что ты женишься на Навани. Этот запрет, несомненно, устарел. Но то, что ты натворил этой ночью…

Далинар протянул руку к плечу Кадаша, но ревнитель отстранился.

— Старый друг, — мягко проговорил Далинар, — может, Честь и умер, но я почувствовал… что-то еще. Что-то более возвышенное. Тепло и свет. Дело не в том, что бог умер, а в том, что Всемогущий никогда им не был. Он изо всех сил старался направлять нас, но был самозванцем. Или, может быть, посредником. Существом, в чем-то похожим на спрена, — у него были силы божества, но не было божественного происхождения.

Кадаш в ужасе уставился на него:

— Прошу тебя, Далинар, никогда не повторяй того, что ты сейчас сказал. Думаю, я смогу объяснить всем, что сегодня произошло. Наверное. Но ты, кажется, не понимаешь, что находишься на борту корабля, который едва держится на воде во время бури, и при этом настаиваешь, что надо сплясать джигу на носу!

— Кадаш, я не стану умалчивать правду, если она мне известна, — твердо заявил Далинар. — Ты только что видел, что я в прямом смысле скован со спреном клятв. Я не посмею лгать.

— Не думаю, что ты бы солгал, но полагаю, ты способен ошибаться. Не забывай, что я там был. Ты не непогрешим!

«Там? — подумал Далинар, когда Кадаш попятился, поклонился, а потом повернулся и ушел. — Что он такое помнит, о чем не помню я?»