– Ты можешь измениться, – убеждал он. – Ты можешь стать лучше. У меня ведь получилось. Путь прежде цели.
– Нет, – отказался Амарам. – Нет, он меня никогда не простит.
– Мостовик?
– Не он. – Амарам постучал себя по груди. – Он. Прости, Далинар.
Рыцарь поднял знакомый осколочный клинок. Тот, что когда-то принадлежал Далинару. Клятвенник. Меч, переходящий от тирана к тирану.
Толика света отделилась от колонны Далинара.
Амарам с криком замахнулся Клятвенником, но свет встретился с осколочным клинком, и вспыхнул сноп искр, отчего осколочника швырнуло в сторону – как будто сила его доспеха была не больше, чем у ребенка. Свет превратился в мужчину с волнистыми волосами до плеч, в синем мундире и с серебряным копьем в руках.
Вторая светящаяся фигура обратилась в Шаллан Давар, чьи ярко-рыжие волосы струились за спиной, а в руке появился длинный и тонкий, слегка изогнутый осколочный клинок.
А потом – о, счастье! – возник Адолин.
– Госпожа! – звал Виндль. – О, госпожа!
Наверное, впервые у Крадуньи не было сил попросить его заткнуться. Она сосредоточилась на жилах, которые взбирались по ее рукам, словно таинственные темные лозы.
Убийца лежал на земле, глядя вверх, практически весь покрытый этими лозами. Крадунья сдерживала их, стиснув зубы. Ее воля против тьмы, пока…
Свет.
Словно от внезапного взрыва, поле залило мощным светом. Самосветы на земле засияли, наполнившись буресветом, и убийца закричал, впитывая его, как светящийся туман.
Лозы сморщились, когда меч утолил жажду в этой вспышке. Крадунья упала спиной на камни, отняв руки от головы Сзета.
Меч. Так это был спрен?
– Ты чуть не съел его, – упрекнула Крадунья. – Ты чуть не съел меня!
«О, я бы не стал этого делать. – Существо было совершенно сбито с толку и говорило все медленнее, как будто засыпая. – Но… может быть, меня просто одолел очень, очень сильный голод…»
Что ж, в этом случае Крадунья не стала бы никого винить.
Убийца поднялся на ноги, пошатываясь. Его лицо было исполосовано линиями там, где тянулись лозы. Теперь его кожу покрывали прожилки серовато-каменистых оттенков. Руки Крадуньи выглядели так же. Хм.
– Идем, – позвал Сзет и направился навстречу светящейся колонне, оставляя за собой послеобразы.
«Элокар?» – подумал Далинар. Но больше никто не вышел из колонны света. И он знал. Каким-то образом знал, что король не придет.
Далинар закрыл глаза и принял это горе. Он во многом подвел брата.
«Встань, – велел Далинар самому себе. – И добейся большего».
Он открыл глаза, и его колонна спренов славы медленно растаяла. Сила покинула его, оставив изможденным. К счастью, поле было покрыто сверкающими самосветами. Сколько угодно буресвета.
– Между нами есть связь.
– В те времена Честь был жив. Мы что-то другое. Его тень, твоя душа, моя воля.
Каладин Благословенный Бурей подошел к Далинару со стороны обломков стены, а Шаллан Давар встала напротив. Ясна выбежала из города и окинула окрестности критическим взглядом, в то время как Ренарин выскочил из-за ее спины, вскрикнул и метнулся к Адолину. Он с аханьем обнял старшего брата. Адолин ранен?
«Славный мальчик», – подумал Далинар, когда Ренарин приступил к исцелению.
Еще два человека пересекли поле боя. Крадунью он предвидел. Но убийца? Сзет подобрал с земли серебристые ножны и засунул в них свой черный осколочный клинок, а потом приблизился к Далинару.
«Неболом, – подумал Далинар, считая их. – Гранетанцор». Семеро.
Он ожидал еще троих.
Еще два человека появились в тени стены. Большой сильный мужчина с внушительным телосложением и женщина с длинными черными волосами. Темной кожей они напоминали макабаки или азирцев, но глаза у них были неправильные.
– Я уже привык к этому, – проворчал Далинар, поворачиваясь в сторону поля боя. Вражда отступил в небытие, хотя его Сплавленные остались, как и большинство войск, и странный спрен – тот, что выглядел как черный дым. И конечно, Азарт по-прежнему охватывал северную часть побережья позади них, у самой воды.
У Амарама было десять тысяч человек, и, возможно, половина успела попасть в город. У них поубавилось решимости при виде того, что сделал Далинар, но теперь…
Стоп.
– С этими двумя нас только девять, – вспомнил он, обращаясь к Буреотцу. Что-то подсказывало, что должен быть еще один.