Давший клятву

– Тебе все равно приходится усердно трудиться. Я это точно знаю. – Он на ходу обнял ее одной рукой, крепко прижал к себе. Другие пары-алети на публике держались отстраненно, однако Адолина вырастила мать, которая любила объятия. – Знаешь, есть одна вещь, по поводу которой мой отец выказывал недоумение. Он спрашивал, для чего были нужны осколочные клинки?

– Э-э… Так ведь это очевидно – чтобы резать ими людей. Ну, то есть резать, не рассекая. Это…

– Но почему только мечи? Отец задается вопросом, почему древние Сияющие не сделали инструменты для людей. – Он сжал ее плечо. – Мне очень нравится, что твои способности делают тебя лучшей художницей. Отец неправ. Сияющие были не просто солдатами! Да, они создали невероятное оружие, но они также создали невероятное искусство! И может быть, как только эта война будет закончена, мы найдем другое применение их силам.

Вот буря, его энтузиазм мог опьянять. Пока они шли к портновской лавке, Шаллан претила сама мысль о том, что придется с ним расстаться, хотя Вуаль должна была заняться своими делами.

«Я могу быть кем угодно, – подумала девушка, заметив, как мимо пролетели спрены радости, похожие на вихрь синих листьев. – Я могу стать чем угодно». Адолин заслуживал кого-то намного лучше, чем она. Сможет она… стать этим кем-то? Сотворить для него идеальную невесту, женщину, которая будет выглядеть и поступать так, как это подошло бы Адолину Холину?

Но она перестала бы быть Шаллан. Настоящая Шаллан – израненное, жалкое существо, снаружи красиво разрисованное, но ужасно изломанное внутри. Она уже прикрыла все это маской для него. Почему бы не пойти на несколько шагов дальше? Сияющая… Сияющая могла бы стать его идеальной невестой, и он ей действительно нравился.

От этой мысли у Шаллан похолодело внутри.

Когда они оказались достаточно близко к портновской лавке, чтобы девушка не беспокоилась о том, как Адолин дойдет туда один, Шаллан заставила себя выбраться из его объятий. Она ненадолго задержала руку принца в своей свободной руке:

– Мне пора.

– Ты встречаешься с членами культа только на закате.

– Я должна украсть какую-нибудь еду, чтобы заплатить им.

Он все-таки не отпустил ее руку.

– Шаллан, что ты делаешь там? В кого превращаешься?

– В кого угодно, – сказала она, а потом приподнялась и поцеловала его в щеку. – Адолин, спасибо за то, что ты – это ты.

– Остальные роли уже разобрали, – пробормотал он.

«Меня это никогда не останавливало».

Принц наблюдал за Шаллан, пока та не нырнула за угол, с колотящимся сердцем. Адолин Холин был в ее жизни подобием теплого рассвета.

Вуаль начала выбираться наружу, и пришлось признаться, что иногда она предпочитает солнцу бурю и дождь.

Девушка проверила тайник в углу здания, которое теперь превратилось в руины. Там Рэд спрятал упакованную одежду Вуали. Шаллан схватила ее и принялась искать место, где можно было переодеться.

После бури отчетливее всего ощущалось, что наступал конец света. Повсюду валялся мусор, из-под рухнувших крыш доносились стоны людей, которые не успели добраться до убежищ.

Казалось, каждая новая буря стремится стереть их с Рошара, и им удается держаться лишь благодаря чистейшему упорству и удаче. Теперь, с двумя бурями, все обстояло хуже. Если они победят Приносящих пустоту, останется ли Буря бурь? Не подтачивает ли она основы их общества таким образом, что независимо от исхода войны их всех в конце концов унесет в пустоту?

Шаллан ощутила, как меняется лицо, на ходу втягивая буресвет. Он поднялся внутри ее, словно полыхающее пламя, прежде чем потускнеть до тлеющих углей, когда девушка превратилась в людей с эскизов, которые видел Адолин.

Нищим, который упорно старался содержать место своего ночлега в чистоте, словно это позволяло ему в какой-то степени контролировать безумный мир.

Светлоглазой девушкой, которая спрашивала себя, куда подевались развлечения, прежде свойственные юности. Вместо того чтобы отправить ее на бал в первой хаве, семья была вынуждена принять десятки родственников из соседних городов, а она сама целыми днями сидела взаперти, потому что на улицах было небезопасно.

Матерью с ребенком, которая сидела во тьме и смотрела на горизонт в ожидании солнца.

Лицо за лицом. Жизнь за жизнью. Ошеломительные, пьянящие, живые. Они дышали, плакали и смеялись, они были. Так много надежд, так много жизней, так много мечтаний.

Она расстегнула пуговицы на боку хавы и позволила платью упасть. Выпустила сумку, и тяжелая книга внутри глухо ударилась о мостовую. Шаллан шагнула вперед в одной сорочке, с обнаженной защищенной рукой, чувствуя кожей ветер. Она все еще была облачена в иллюзию, так что никто ее не увидел.

Никто ее не увидел.

А ее хоть кто-нибудь когда-нибудь видел? Она замерла на углу, меняя лица и наряды, одетая и голая одновременно, наслаждаясь свободой. Ее кожа покрылась мурашками от поцелуев ветра.

Вокруг нее испуганные люди спешили по домам.

«Просто еще один спрен, – подумала Шаллан/Вуаль/Сияющая. – Вот что я такое. Эмоция, которая обрела плоть».