Давно закончилась осада...

Тот разговор был вскоре после возвращения тетушки и доктора из Симферополя. Коля слушал и осторожно вертел в руках листок «Вестей Тавриды». Он догадался, что Тё-Таня не читала его, а просто использовала для обертки. Иначе бы она спрятала газету подальше, чтобы не волновать впечатлительного племянника историей о разбойнике. «А может быть, один из тех, кто стрелял по всаднику, был доктор Орешников?» — подумал было Коля. Но нет, число на газете оказалось старое, она вышла за две недели до поездки.

…А после долгого таскания в кармане газетный лист сделался еще более старым и помятым.

— Дай-ка… — попросил Фрол. Шевеля губами, перечитал рассказ о таинственном всаднике и сказал с зевком: — А, дурость одна. Ибрагимка правильно говорит: никакой это не Алим… — Он быстро сложил бумагу и потянулся с ней к дверце печурки.

— Стой! Ты что! — Коля перепуганно выхватил газету.

— Да тебе она зачем? — удивленно хмыкнул Фрол. — Сам в разбойники, что ли, собрался? Как Дубровский?

— Не твое дело, куда собрался… Я и не ради этой статьи газету берегу. Тут другое… Вот… — Коля вновь развернул газетный лист. — Это стихотворение. Про осаду… и вообще…

Одному Фролу Коля не стал бы ничего объяснять, хотя как раз Фрол был не чужд склонности к рифмованию. Но здесь были Женя и Саша. Федюня с Савушкой слушали тоже по-доброму. Да и Макарка с Ибрагимкой смотрели без насмешки. И Коля сказал:

— Мне понравилось, вот я и сохранил. А в кармане ношу, потому что забываю вынуть… Теперь уж точно выну. И перепишу в твою тетрадку… — Он быстро глянул на Женю. Тот благодарно улыбнулся.

— Что за стих-то? — небрежно спросил Фрол.

— А вот прочитаю сейчас… Прочитать?

— Конечно! — звонко сказал Женя. Остальные повозились — тоже с готовностью слушать.

Коля опять придвинулся к фонарю. Разумеется, он стал читать без той выразительности, которой не раз пыталась выучить его Тё-Таня. Однако внятно и неторопливо.

Давно закончилась осада.
В приморском воздухе теплынь.
У крепостного палисада
Седеет древняя полынь.
И там, в полыни и щебенке,
Ржавея тихо до поры,
Уютно, как дитя в пеленке,
Лежат чугунные шары.
Иным уже не снится порох —
Ведь ядра сплошь из чугуна.
Но есть такие, для которых
Еще не кончена война.
Они в своем покое хрупки.
Беда их в том, что в нужный миг
Огонь дистанционной трубки
К заряду бомбы не проник.
И шар с пороховой утробой,
Покрывши ржавчиной бока,
Лежит притихшим недотрогой —
Он хочет искры, иль толчка.
То ночь, то знойный день нахлынет…
Скользит в тиши за годом год.
И может быть, никто в полыни
Шары не сыщет, не толкнет.
Они, возможно, станут прахом
Без грома, дыма и огня.
…Но есть во мне кусочек страха,
Что ждет один из них — меня.

Коля дочитал и смущенно примолк, глядя в стол. Другие тоже молчали. Слышно было только, как жует пряник Савушка. Потом Саша тихонько сказала:

— Опять про это… Страх какой…

— Кто сочинил-то? — наконец небрежно спросил Фрол.

— Француз один. Шарль Дюпон…

— Разве французы могут сочинять по-нашему? — не поверил Макарка.

— А он по-своему… Вот тут написано. «Недавно в наших краях побывал французский литератор месье Шарль Дюпон, который во время Крымской кампании служил офицером в дивизии Мак-Магона и принимал участие в штурме Малахова кургана, где и был ранен штыком в плечо. Нынче он посетил в Севастополе памятные ему места, а оказавшись в нашем городе, принес в редакцию свои стихи. На русский язык их перевел, с любезного разрешения автора, преподаватель мужской гимназии г-н Раздольский…»

— Ну и глупо перевел, — сумрачно сказал Фрол. — «Палисад» какой-то… На бастионах никаких палисадов не было, а были бруствера…

Коля заступился:

— Это ведь не только про здешние бастионы, а вообще про войну. У некоторых крепостей внешнее ограждение называется палисадом. Здесь так для рифмы сказано, чего придираться-то…

— А про бомбы всё правильно, — вдруг подал голос Федюня. — Лежат, лежат, а если зацепишь ненароком… Помните, как на Третьем бастионе в том году? Сразу двоих…

— Кабы только там… — вставил слово Макарка. — Мы раньше на Аполлоновке жили, у меня там дружок был, Васятка Тихий. Нашел такой шарик, катнул по ступенькам да сам же за ним и побежал…

Федюня вздохнул по-взрослому:

— Всех случаев-то и не сочтешь…

— Каких случаев, — разом осипнув от страха, спросил Коля. Хотя спрашивать было глупо: и так понятно.