У меня снова был полный рот зубов, моих! Нога больше не болела и шевелилась. Кости не хрустнули, пока я поднимался. Кому за тридцать, тот поймет.
— Ты удивил нас, Герой. Можешь выбрать себе награду, — она смотрела на меня уже как–то… Благосклонно?
— Матрона МэйФрин, я не понимаю, — я склонил голову.
— С этого дня твоя жизнь изменится, ты больше не заложник! По территории дома можешь двигаться беспрепятственно. Кроме того, можешь выбрать себе награду, которая облегчит твой быт или просто принесет удовольствие, — она говорила четко, величаво. На последнем слове провела правой рукой перед собой.
— Две.
— М
— Что, прости? — Матрона прищурилась, но я чувствовал, что ей нравится моя наглость.
А еще это город сильных. А какой ты сильный, если не выпендриваешься? Вот, то–то и оно. Ты ДОЛЖЕН переступать границы дозволенного постоянно. Прощупывать, что тебе на самом деле можно, а что нельзя. Говорят обычно гораздо меньше, чем на самом деле готовы позволить. Обратная сторона наглости в избиениях. Раньше говорили «а за слова ответишь?» и имелось ввиду именно то, что ты либо должен победить того, кто с тобой не согласен, либо не отступиться от своей точки зрения, даже если уже лежишь в луже собственной крови. Я всегда отвечал за слова. Но не всегда стоял, иногда лежал в крови и соплях с разбитым всем.
— Две награды, Матрона, — я стоял прямо, и смотрел на ложу Кладд'Эп.
Сестры сверлили меня ненавидящими взглядами, псих с интересом бегал по мне глазами, Ксюха в ужасе смотрела на Матрону, и только Алтонир был спокоен, смотрел на меня… Нет, не с уважением, но все же какая–то доля одобрения была.
— И почему же я должна пойти на это, Герой? — Матроне было весело.
— Я должен был просто выжить, но я победил. Это был первый бой насмерть в моей жизни. Первых три боя.
— Да будет так, Герой! — она торжественно задрала подбородок и так же торжественно его опустила, улыбаясь.
— Я хочу лично сжечь тело Клодда, и отдать ему необходимые почести, — все, даже псих на мгновение стал здоровым и поднял бровь.
— Какие почести рабу, Герой? — Матрона пришла в себя и снова улыбалась.
— Он не был рожден рабом, и умер в бою, не как раб, — я был уверен, что прав. И Матрона это чувствовала.
— Хорошо, Герой! Ты получишь эту награду, — она хлопнула в ладоши и слуги забегали, — второе, Герой?
— Я — Марк.
— …
— …
— …
— Повтори, Герой! — теперь мамка смотрела на меня с угрозой, смешно прищурив глаз.
— Второй наградой я выбираю свое имя. Отныне и до конца, я хочу, чтобы каждый. Кто хоть как–то относится к дому Кладд'Эп, называл меня не «Герой», а по имени. Мое имя Марк, очень рад знакомству!
— Марк, — заговорила она через секунд десять, — ты мог выбрать еду, время на ежедневный сон, теплую постель с рабыней в конце концов. Но пожелал совершить глупый ритуал и приказать всем называть тебя по имени, — она смотрела на меня и угорала. Нет, лицо ее было серьезным, говорила она основательно и величаво.
— Все верно, Матрона, таковы мои награды, — я убрал левую руку за спину, правую согнул в локте перед собой, опустился на одно колено, и уставился в пол.
— Хорошо, ты получил что хотел. Сейчас тебя проводят в твои покои.
— Матрона МейФрин, если позволите, — это была Гаускварра, наш локальный президент, пусть будет Галя.
Мэйфрин чуть заметно скривилась, очевидно, ей не нравилось, что лезут в дела ее дома, но сдержано кивнула.
— Марк, поприветствуй нашу гостью, пожалуйста. Вы встречались ранее. Матрона Гаускварра Араб'Вал!
— Марк! Признаться, ты смог удивить и свою семью и мою. Но не меня. Я долго живу, я видела героев. Вы быстро учитесь и становитесь сильнее. Скажи, могу я применить на тебе Оценку? — Она не спрашивала, просто предупредила, я скривился.
Я не ответил. Просто продолжал пялиться в пол. В голову снова открылся шлюз морозного воздуха, дыхание перехватило. Это было иначе. Она получила разрешение, но специально влезла насильно.
Это был голос Гали, холодный, колючий, скрежечущий. А потом все прекратилось.