Давид Сасунский

Давид подумал: «Что ж тут такого? Тетка мне мать заменяла, а сейчас вспомнила обо мне, поесть принесла».

Поблагодарил он ее и сказал:

— Ты мне заместо матери.

А Сарья-ханум:

— Давид, радость ты моя! Нет в нашем Сасуне таких пригожих удальцов, как ты, не было и не будет. Ешь и пей в свое удовольствие!

Давид закусил, выпил, захмелел, еще выпил, сказал:

— Отчего ж не выпить? Ведь это тетка моя родная меня потчует!

Еще выпил. И так, чарку за чаркой, сорок чар осушил… А ведь это было семилетнее вино — не что-нибудь еще!.. Уронил Давид голову на подушку и — хрр! хрр! — захрапел. Сон его одолел, и продолжать с теткой беседу он был не в силах.

Сарья наклонилась, поцеловала Давида в лоб, в обе щеки и удостоверилась, что Давид ничего не чует, спит себе мертвым сном. Нечего делать — встала Сарья и пошла в свой покой.

Так целую неделю ходила Сарья к Давиду и уходила ни с чем. Давид ее курицу и пирог съест, кувшин семилетнего вина опорожнит и — хрр! хрр! — захрапит. Наконец Сарья сказала себе: «Что же это я ношу Давиду семилетнее вино? Чтобы он хмелел и тут же засыпал?»

На этот раз принесла она Давиду полкувшина. Давид поел, выпил вина и не захмелел. Сарья обвила ему шею руками.

Давид возмутился:

— Тетя! Ты же мне мать!

— Почему я тебе мать, Давид? — спросила Сарья. — Я — жена твоего дяди, чужая тебе по крови.

— Мать и жена дяди — это для меня одно и то же. Дядя мне отец, ты мне мать. Ты для меня священна.

— Ах, Давид, не то ты говоришь!

— Почему не то?

— Я — чужачка. Я уже столько лет за твоим дядей, а детей у меня все нет как нет. Мне твой дядя постыл, а ты мне люб.

Говорит такие слова Сарья-ханум и виснет у Давида на шее.

«Если я ее ударю, убью, дядя скажет: «Давид убил мою жену», — думал меж тем Давид, — а не убью — она от меня не отстанет… Вот наказанье!»

Сарья-ханум кувшин слез пролила и ушла.

Наутро Давид встал, пошел к старухе и все рассказал ей про тетку.

А старуха сказала:

— Давид, милый, я ее не виню! Ты двадцатилетний красавец богатырь. Все девушки от тебя без ума — влюбляются с первого взгляда. Твоя тетка тоже… Что про нее сказать?.. Одно слово — женщина.

— Так что же мне делать, нанэ?

— Женись, — отвечала старуха. — Введи к себе в дом красивую жену, чтобы чужие жены от тебя наконец отстали. А то ишь ты какой рослый да ладный уродился, глаза так и горят — вот все по тебе и сохнут.

Покраснел Давид.

— Как же это я вдруг женюсь? — сказал он. — Стыдно!

— Да чего стыдиться-то? — подхватила старуха. — Иди к дяде и скажи: пусть, мол, найдет тебе пригожую статную девушку и женит тебя. Ведь ты властелин Сасуна, чего тебе стыдиться?

Пошел Давид к дяде, постучал в дверь, вызвал его, поговорил с ним о том о сем, а про женитьбу — ни слова… Застыдился!

Прошел год.

Однажды Горлан Оган сказал Давиду:

— Давид! Ты нас от поработителя Мора-Мелика избавил, ты вновь зажег светоч Сасунского царства. Теперь ты властелин Сасуна. Я сыщу тебе пригожую девушку и женю.

Давид покраснел, как артаметское яблоко.

— Да я и сам о женитьбе подумываю, — признался он.

Горлан Оган отправился в город Хлат. Царица хлатская Чымшкик-султан, дочь Белого Дэва, была девушка стройная, неслыханной красоты. Горлан Оган посватал ее Давиду. Давидова слава дошла до нее, и она согласилась.

Давид и Чымшкик-султан кольцами обменялись.

С того дня, как Давид убил Белого Дэва, вражда между его родом и Сасуном не утихала. Вот Горлан Оган и подумал: «Если Давид женится на дочери Белого Дэва, вражда пройдет».

…Слава Давида весь свет облетела. Все говорили друг другу:

— Давид Мсра-Мелика убил, родной свой Сасун освободил, на Мсыр дань наложил.

Донеслась молва и до Капутко́ха, до Хандут-хату́н.

Хандут-хатун была дочь капуткохского царя Вачо́ Марджо́. Молва о ее красоте разнеслась по всем странам. Царь Шапу́х к отцу Хандут сватов засылал: отдай, мол, за меня свою дочь. Пятьдесят доблестных пахлеванов с четырех сторон света сватали Хандут-хатун. Ели-пили в царском дворце, ждали когда она на ком-нибудь из них выбор свой остановит.

Но Хандут много слышала про Давида Сасунского и рассудила так: «Если есть на свете подходящий для меня жених, так это Давид, а кроме Давида, никто мне больше не нужен. На этих я и смотреть-то не желаю».

Вот как-то раз присела Хандут у своего окна, а в это время по улице проходили три гусана: один — белобородый, другой — чернобородый, а третий — безбородый. Хандут позвала их к себе и спросила:

— Гусаны! Сколько вы зарабатываете в день?

— У нас такое занятие, хатун, что день на день не приходится, — отвечали гусаны. — Иногда одну серебряную монету заработаем, а иной раз и две.

— Гусаны! Я вам буду платить три серебряные монеты в день. Ступайте в Сасун!

— А для чего?

— Сасунского царя зовут Давид. Спросите, где его дворец, пройдите в его покой и расхвалите меня, да так расхвалите, да так расхвалите, чтобы я пришлась ему по душе и чтоб он меня замуж взял. Пойдете?

— Хандут-хатун! — молвили гусаны. — Нет на свете ничего справедливее, как воздать тебе хвалу. Чтобы тебя восславить, мы не то что в Сасун, а и во Франгстан согласны идти. Безвозмездно пойдем!