Давид Копперфильд. Том II

Старик провел рукой но лицу, подавил вырвавшийся у него из груди вздох и, оторвав глаза от огня, стал смотреть куда-то вверх.

— А Марта все еще живет с вами? — поинтересовался я.

— Heт, мистер Дэви, она на второй же год после нашего приезда вышла замуж. За нее посватался один парень, батрак фермера, возивший мимо нас разные припасы своего хозяина на соседний рынок: это, знаете, прогулочка миль в пятьсот в оба конца! И вот этот самый парень захотел на ней жениться (женщин ведь у нас там мало), чтобы потом с нею вместе устроиться на своем хозяйстве в наших зарослях. Марта попросила меня рассказать этому парню всю ее историю. Я это сделал. Они поженились и живут теперь миль за четыреста от всякого человеческого жилья, — там, кроме собственного голоса да певчих птиц, ничего не услышите!

— Ну, а как миссис Гуммидж? — спросил я. Очевидно, это была веселая тема, так как мистер Пиготти вдруг разразился громким хохотом и стал потирать свои колени руками совершенно так же, как делал это, бывало, находясь в особенно веселом настроении, в своей ярмутской старой барже.

— Поверите ли! — воскликнул он. — Ведь и за нее сватались! Ну, вот провались я на этом месте, если корабельный повар, собиравшийся стать колонистом, не предлагал ей руки и сердца!

Я никогда не видел, чтобы Агнесса так неудержимо смеялась. Сообщенное мистером Пиготти и то, как он передавал это, до того восхитило ее, что она просто заливалась смехом, и чем больше хохотала она, тем больше хохотал и я, и тем в еще больший экстаз приходил мистер Пиготти, все сильнее и сильнее при этом потирая себе колени.

— А что же ответила повару миссис Гумми? — спросил я когда наконец был в состоянии это сделать.

— Поверите ли, — ответил мистер Пиготти, — вместо того, чтобы сказать: «Покорно вас благодарю, очень вам обязана, но в таких летах я не хочу менять своего положения», миссис Гуммидж схватила бывшее под рукой ведро и надела его на голову злосчастному повару. Бедняга принялся кричать не своим голосом. Я прибежал и выручил его.

Тут мистер Пиготти снова разразился хохотом, а мы не отставали от него.

— Но знаете, мистер Дэви, — через некоторое время заговорил старик, утирая лицо, когда мы все уже обессилели от хохота, — я должен сказать к чести этой доброй женщины, что она не только выполнила все, что обещала, но даже больше того. Старушка была для нас самой старательной, самой верной, самой чудной помощницей на свете. Ни разу я не слышал, чтобы она пожаловалась на одиночество пли заброшенность даже в самое первое время, когда для нас в колонии все было внове. И вот что еще удивительно: она с тех пор, как покинула Англию, ни разу не вспомнила о своем старике.

— Ну, а теперь расскажите нам, как чувствует себя мистер Микобер, — попросил я. — Должно быть ему неплохо живется, так как он уплатил по всем своим «денежным обязательствам», не исключая даже векселя Трэдльса… Ведь вы помните это, дорогая Агнесса?.. Но все-таки интересно получить о нем самые свежие новости.

Улыбаясь, мистер Пиготти вынул из большого кармана пакет с бумагами и осторожно вытащил оттуда небольшого формата и странного вида газету.

— Надо вам сказать, мистер Дэви, что когда наши дела наладились, мы из зарослей перебрались в порт Мидльбей, — это, знаете, то, что мы там зовем городом.

— А перед этим мистер Микобер был вашим соседом в зарослях? Не так ли? — спросил я.

— Да, как же! — ответил мистер Пиготти. — И еще с каким усердием он там работал! Никогда, верно, не придется увидеть, чтобы джентльмен так из кожи лез на работе. Точно сейчас вижу его перед собой с его лысиной, как он обливается потом на тамошнем солнышке! Я порой, мистер Дэви, просто боялся, как бы он совсем не растаял. А теперь он судья!

— Судья? Вот как! — воскликнул я.

Мистер Пиготти указал мне на заметку в извлеченной им из кармана мидльбейской газете, и я прочел вслух следующее: