Давид Копперфильд. Том Ii

— "Когда мистер У. был болен, можно было предвидеть, что его болезнь поведет к неприятным разоблачениям и к потере власти Гиппа над семьей У., Гипп счел нужным заблаговременно запастись долговым обязательством на вышеуказанную сумму двенадцать тысяч шестьсот четырнадцать фунтов стерлингов два шиллинга и девять пенсов, с процентами. Сумма эта якобы была дана Гиппом мистеру У., дабы спасти его от позора. На деле, конечно, он никогда не давал и не мог дать такой суммы. Подпись на этом долговом обязательстве — мистера У., а заверена она Вилькинсом Микобером. И то и другое — произведение рук Гиппа. (В имеющейся у меня записной книжке Гиппа сохранилось несколько его подобных подделок подписи мистера У. Правда, кое-где они пострадали от огня, но тем не менее каждый может прочесть их.) Такое долговое обязательство я никогда не заверял, и это долговое обязательство находится в моих руках".

Уриа вскочил с места, вынул из кармана свяжу ключей и отпер один из ящиков, но, вдруг, видимо, что-то вспомнив, он даже не заглянул в ящик и вернулся на прежнее место.

— "Это долговое обязательство находится в моих руках, — вторично прочел мистер Микобер, — то есть, вернее сказать, оно еще сегодня утром находилось в моих руках, когда и составлял этот документ, а теперь оно в распоряжении мистера Трэдльса".

— Совершенно верно, — подтвердил Трэдльс.

— Ури! Ури! — крикнула маменька. Смиритесь и поладьте с ними!.. Джентльмены! Я знаю, что сын мой смирится, если только вы дадите ему время подумать… Мистер Копперфильд! Ведь вам известно, сэр, что он всегда был очень смиренен!

Странно было видеть, как маменька продолжает прибегать к прежней уловке, в то время как сынок уже оставил ее за бесполезностью.

— Матушка! — проговорил Гипп, нетерпеливо кусая платок, которым была обвязана его рука. — Вы лучше возьмите ружье и выстрелите в меня,

— Но я люблю вас, Уриа! — кричала маменька (и, как ни странно это могло казаться, для меня не было сомнений в том, что она любит его, а он — ее; эти два существа были очень близки друг другу по духу). — И я не могу слышать, как вы раздражаете джентльмена и накликаете на себя еще большую беду. Когда этот джентльмен пришел ко мне наверх и объявил, что все открыто, я тотчас же сказала ему, что вы смиритесь и все загладите… Ах, взгляните на меня, джентльмены! Вы видите, как смиренна я перед вами, а на сына не обращайте внимания!

— Эх, матушка! Вот этот самый Копперфильд охотно дал бы вам сто фунтов стерлингов за половину того, что вы здесь выболтали, — с досадой отозвался Уриа, указывая на меня своим костлявым пальцем.

(Очевидно, он считал меня главным виновником происшедшего и на мне больше всего сосредоточил всю свою ненависть; а я не думал разубеждать его в этом).

— Но я не в силах это вынести, Ури! — снова крикнула маменька. — Я не могу видеть, как вы, задирая так высоко голову, подвергаете себя опасности. Говорю вам, будьте так же смиренны, как всегда были.

Уриа молча кусал некоторое время свой шейный платок, а затем, хмуро глядя на меня, сказал:

— Что там еще у вас? Если есть что-нибудь, так говорите, что вам, собственно, нужно от меня?

Мистер Микобер не замедлил снова приняться за чтение послания, доставлявшего ему такое наслаждение:

— "Наконец, в — третьих: я в состоянии теперь доказать с помощью конторских книг, подделанных Гиппом, и его записных книжек, начиная с той, несколько потерпевшей от огня (случайно найденной миссис Микобер в ящике для золы), что в продолжение многих лет Гипп пользовался слабостями, недостатками и даже самыми добродетелями несчастного мистера У. - как, например, его отцовской любовью, чувством чести — для своих низменных целей. Могу доказать, что мистер У. многие годы был жертвой самого бессовестного обмана и грабежа, совершаемых на всевозможные лады для обогащения хищного, лживого и алчного Гиппа. После обогащения следующей главной целью Гиппа было полное подчинение себе мистера У. и мисс У., (не говоря уж о дальнейших видах его на мисс У.). Последняя проделка Гиппа, имевшая место всего несколько месяцев тому назад, заключалась в том, что он заставил мистера У. отказаться в его пользу от своей доли барышей в их фирме и даже выдать бумагу о продаже ему, Гиппу, всей обстановки своего дома, взамен чего Гипп обязался уплачивать мистеру У. ежегодную ренту, вносимую аккуратно в четыре срока. Все подлые проделки Гиппа были как бы петлями той сети, в которую он запутывал несчастного мистера У., и эта сеть все туже и туже сдавливала его. Наконец, наступил момент, когда злополучный мистер У. запутался так, что уже не видел для себя выхода из этого ужасного положения. Он считал себя банкротом и не надеялся даже спасти свое честное имя. Единственным якорем спасения в его (глазах было это чудовище в человеческом образе (мистер Микобер особенно подчеркнул это выражение, считая его очень удачным), то самое чудовище, которое, сумев сделаться ему необходимым, вело его к гибели. Все это и, быть может, еще многое другое я берусь доказать".