Читаем Давид Копперфильд. Том Ii полностью

— Да, мэм, у меня нет матери.

— Очень жаль, — она гордилась бы вами. Прощайте!

Я пожал ее руку, протянутую мне с таким величественным, непреклонным видом, словно на душе у нее царило полное спокойствие. Гордость этой женщины, казалось, могла влиять на самое биение ее пульса, могла опустить на ее лицо завесу спокойствия, сквозь которую она бесстрастно взирала в беспредельную даль.

Когда я, простившись с ними, проходил мимо террасы, мне невольно бросилось в глаза, как пристально обе женщины смотрели вдаль и как вокруг них все сгущался мрак. Вдали, в городе, там и сям начинали мерцать первые уличные фонари, в то время как на западе еще догорал бледный свет. С ближних равнин поднимался густой, словно море, туман и, казалось, готов был затопить обе сидящие фигуры. Я никогда не забуду этой мрачной картины и всегда думаю о ней с ужасом, ибо, до того как я снова встретился с этими двумя женщинами, бушующее море разбило их жизнь.

Раздумывая об услышанном, я решил, что необходимо все это сообщить мистеру Пиготти. На следующий же вечер я отправился в Лондон, надеясь найти его там. Старик попрежнему бродил с места на место, продолжая поиски племянницы, но все-таки чаще всего бывал в Лондоне. Он занимал ту самую квартирку над свечной лавкой, о которой мне не раз приходилось упоминать и откуда он начал свои подвижнические странствования. Туда я и отправился. От соседей мистера Пиготти я узнал, что он еще никуда не уходил и я найду его наверху, в его комнате.

Он читал у окна, уставленного горшками с цветами. Комната содержалась в частоте и порядке. Мне сейчас же бросилось в глаза, что здесь, видимо, всегда все было готово для Эмилии и ее дядя никогда не выходил без мысли, что, может быть, приведет ее домой. Мистер Пиготти не слышал моего стука и оглянулся только тогда, когда я положил ему руку на плечо.

— Мистер Дэви! Благодарю вас, сэр! Горячо благодарю за ваше посещение! Добро пожаловать, сэр!

— Мистер Пиготти, — начал я, садясь на поданный им мне стул, — не хочу вас обнадеживать, но все-таки кое-что новое могу сообщить вам.

— Об Эмми?

Он нервно приложил руку ко рту и, побледневши, вопросительно взглянул на меня.

— Из того, что я узнал, не видно, где она, но одно несомненно — она уже не с ним.

Продолжая пристально смотреть на меня, он опустился на стул и с глубоким вниманием стал слушать мой рассказ. Никогда не забуду достоинства и даже, можно сказать, красоты его степенного, серьезного лица, когда он, отведя от меня глаза, опустил их в землю и склонил голову на руку. Все время, пока я говорил, он ни разу не прервал меня. Казалось, в моем рассказе он следил только за образом своей племянницы, а все остальное для него не существовало. Когда я кончил, он закрыл лицо руками и продолжал молчать, а я в это время смотрел в окно и разглядывал цветы.

— Что вы думаете насчет этого, мистер Дэви? — наконец проговорил он.

— Мне кажется, она жива, — ответил я.

— Не знаю. Быть может, удар был слишком силен, неожидан, и она в отчаянии… А это голубое море, о котором она так часто любила говорить… Неужели она не переставала думать о нем только потому, что ему суждено было стать ее могилой?

Он это сказал задумчиво, сдавленным, как бы испуганным голосом, прохаживаясь по комнате.

— Но все-таки, — прибавил он, — я чувствую, мистер Дэви, что она жива. Что-то и на яву и во сне говорит мне, что я найду ее. Эта мысль всегда поддерживала и укрепляла меня, и я не хочу думать, что она была обманчива. Нет, Эмми жива!

Он энергично оперся о стол, и его загорелое лицо дышало смелостью и решимостью.

— Моя племянница Эмми жива, сэр, — сказал он уверенным тоном. — Не могу объяснить, откуда и как мне это известно, но что-то говорит мне, что она жива!

Когда он произносил эти слова, он казался человеком, вдохновленным свыше. Я обождал еще несколько мгновений, чтобы дать ему время успокоиться, а затем решил поделиться с ним пришедшей мне вчера в голову мыслью о мерах предосторожности, которые было бы благоразумно принять на всякий случай.

— Дорогой мой друг… — начал я.

— Благодарю вас, сэр, благодарю! — воскликнул старик, схватив мою руку обеими руками.

— … если она явится в Лондон, — продолжал я, — что очень вероятно, так как где можно лучше скрыться, как не в этом огромном городе… а что ей остается делать, как не затеряться и скрыть свои следы, раз она не захочет вернуться домой?

— А этого она не захочет, — проговорил старик, печально качая головой, — Она, быть может, и вернулась бы, если б сама ушла от него, но при таких обстоятельствах ни за что не захочет этого сделать.

— Так вот, если она здесь появится, — повторил я, — то никто на свете не сможет ее скорее разыскать, чем одна особа. Помните ли вы… но будьте тверды и думайте только о том, какая перед вами важная цель… Помните Марту?

— Нашу землячку?

Я увидел по его лицу, что он не забыл ее.

— А известно ли вам, что она в Лондоне? — спросил я.

— Я встречал ее здесь на улицах, — ответил мистер Пиготти дрожащим голосом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература