Давид Копперфильд. Том I

Миссис Стронг прекрасно пела. Я это знал, так как мне часто приходилось ее слышать, когда она певала для себя. В этот же вечер, не знаю почему, смутило ли ее большое общество, или она была не в голосе, только ничего у нее не клеилось. Пробовала она было спеть дуэт с Мэлдоном, но не в силах была даже взять первой ноты. Потом она пыталась петь одна и даже мило начала, но сейчас же голос у нее сорвался, и она, совсем убитая, склонила голову над клавишами. Добрейший доктор заявил, что у его жены нервы не в порядке, и, чтобы вывести ее из затруднительного положения, предложил гостям сыграть в карты, хотя сам он в этом смыслил не более, чем в игре на тромбоне[51]. Я заметил, что Старый Полководец сейчас же стал опекать зятя: она назначила его своим партнером и немедленно отобрала в свое ведение все имеющиеся в докторском кармане серебряные деньги. Игра наша шла очень весело, и этому немало способствовали промахи доктора, — он играл плохо, несмотря на бдительность бабочек, все время в смятении порхавших над головой Старого Полководца.

Миссис Стронг отказалась играть в карты, сославшись на нездоровье. Ее кузен Мэлдон тоже уклонился от этого, ибо, по его словам, ему надо было еще укладываться. Однако он недолго занимался этим; вскоре он вернулся в зал, сел на диван подле своей кузины, и они принялись разговаривать. Время от времени миссис Стронг поднималась с дивана, подходила к мужу, заглядывала в его карты и давала ему советы, как играть. Наклоняясь к мужу, она была очень бледна, и мне показалось, что когда она указывает на карты, пальцы ее дрожат. Но если это и было так на самом деле, то доктор, осчастливленный ее вниманием, ничего не замечал.

За ужином нам было далеко не так весело. Очевидно, каждый чувствовал, что подобное расставание — вещь нешуточная, и чем ближе приближалась эта минута, тем становилось тяжелен. Мэлдон пытался было болтать, но это ему что-то плохо удавалось, и общее настроение еще более понизилось. Не развеселили, по-моему, общество и старания Старого Полководца, продолжавшего делиться воспоминаниями из ранней юности Мэлдона.

Один доктор, повидимому чувствовавший, что он всех способен осчастливить, был в прекрасном настроении духа и глубоко убежден, что все кругом наверху блаженства.

— Анни, дорогая моя, — проговорил он, смотря на часы и наливая себе в бокал вина, — вашему кузену пора ехать, и мы не должны его удерживать, ибо время и прилив (а тут они оба налицо) никого не ждут. Мистер Мэлдон, вам предстоит длинное путешествие, а затем жизнь на чужой стороне. Но со многими это случалось и со многими еще будет случаться до скончания веков. Ветры, которым вы вверяете себя, несли тысячи тысяч людей к их счастью, и тысячи тысяч людей благополучно вернулись на родину.

— Ну, однако, как на это ни смотрите, — заговорила миссис Марклегем, — все же нельзя равнодушно видеть, как прекрасный юноша, который вырос у вас на глазах, отправляется на край света, покидая здесь все знакомое и не ведая, что ждет его впереди. И юноша, приносящий такие жертвы, действительно заслуживает постоянной поддержки и покровительства, — добавила маменька, многозначительно глядя на зятя.

— Время быстро будет итти для вас, мистер Мэддон, — снова заговорил доктор, — быстро итти будет оно и для нас всех. Кое-кто из нас, в силу естественного порядка вещей, вряд ли может рассчитывать приветствовать вас по возвращении. На это можно только надеяться, и я надеюсь. Не буду докучать вам добрыми советами и наставлениями. Долго у вас перед глазами был хороший пример — ваша кузина Анни. Старайтесь, насколько сможете, подражать ей.

Тут миссис Марклегем закивала головой и стала усиленно обмахиваться веером.

— Прощайте, мистер Джек, — закончил, поднимаясь со своего места, доктор. (Мы также все встали). — Желаю вам счастливого пути, блестящей карьеры за морем и благополучного возвращения на родину.

Все мы присоединились к этому тосту, опорожнили свои бокалы и пожали руку мистеру Джеку Мэлдону. Наскоро простившись с дамами, он поспешно вышел, и, когда садился у крыльца в почтовый экипаж, наши школьники, нарочно по этому случаю собравшиеся на лужайке, громогласно прокричали ему «ура». Выбежав на лужайку, чтобы примкнуть к товарищам, я очутился возле самого экипажа в тот момент, когда он тронулся. Несмотря на шум и поднятую пыль, я ясно видел, до чего взволнованно было лицо Мэлдона. Заметил я также, что в руке он держал какую-то небольшую вещь алого цвета.

Ученики, прокричав еще «ура» в честь своего директора и его жены, разошлись, а я вернулся в дом, где в зале застал всех гостей, столпившихся вокруг доктора Стронга. Они говорили об отьезде Мэлдона, о том, как он держал себя в момент расставания, что должен был он перечувствовать при этом, и т. п. Миссис Марклегем прервала эти разговоры, крикнув:

— А где же Анни?