Давид Юм

Юм стремится конкретизировать эти свои последние соображения и пишет о том, что новизна и свежесть впечатления проистекают от оригинальности замысла, причем подражание обычному и изображение нового оказываются как бы полюсами живой противоположности. Он напоминает о необходимости чувства меры в изображении зверств и мучений и в этой связи подвергает критике то, что эстетики и теоретики литературы XIX в. стали называть натурализмом. Эти бегло намеченные Юмом компоненты художественного мастерства воздействуют согласно ассоциативным схемам: чем чаще они встречаются, тем более активно переводят они неприятные аффекты в свою противоположность, то есть в аффекты, приятно волнующие и возвышающие человека.

В последних строках эссе «О трагедии» мы находим резкие критические замечания Юма по адресу религиозного искусства. Он обвиняет его в тлетворном, расслабляющем воздействии на человеческий дух и распространении чувства «пассивного страдания» (24, стр. 167).

Тенденция к реализму, имеющаяся в рассмотренном эссе, особенно заметна в тех очерках Юма, в которых заходит речь о конкретной оценке тех или иных произведений искусства и литературы. Неспособность агностицизма и скептицизма стать путеуказателем в литературной критике выявляется здесь для самого Юма достаточно определенно. Но по сути дела столь же невозможно построение на базисе агностицизма и скептицизма эстетической теории как системы строго разработанных положений. И отход Юма от программных установок эстетического нигилизма с его формулой «о вкусах не спорят» особенно поучителен именно в наши дни, когда в буржуазном обществе развелось так много глашатаев и апологетов полной анархии как в теории, так и в практике художественного творчества.

Большой интерес представляют очерки Юма под названием «О том, как писать эссе», «О возникновении и развитии искусств и наук» и «О совершенствовании в искусствах». Особенно интересны они тем, что в них Юм излагает свои взгляды на художественный прогресс и развитие культурной жизни народов в соотношении с общим их социальным развитием. Неверно было бы сказать, что прежде эти вопросы совершенно не интересовали Юма, но только в этих очерках они нашли свое ясное выражение.

Отношение Юма к просветительскому движению, как мы знаем, было сложным. Но не в распространении знаний, а в укоренении унаследованного от средневековья невежества и мракобесия видел он угрозу для общества, и в этом отношении он был полностью согласен с наиболее активными просветителями своего времени.

Из очерка «О том, как писать эссе» (1742 г.) видно, что своим собственным эссе и наброскам Юм отводил определенную роль в распространении на его родине просвещения и любви к наукам, меценатом которых он сам стал в родном Эдинбурге.

В этом очерке Юм продолжает традицию крупнейших эссеистов прошлого — М. Монтеня и Ф. Бэкона — и утверждает, что произведения этого жанра исполняют важные задачи воспитания и культурного развития общества. Он провозглашает своего рода «союз», то есть кооперацию ученых и философов, с одной стороны, литераторов и публицистов — с другой, против «общих [для них] врагов, — врагов разума и прекрасного». Укрепление содружества науки, художественной литературы и публицистики Юм. объявляет своей обязанностью и миссией.

Эссе «О совершенствовании в искусствах» — настоящий панегирик промышленности и торговле как могучим стимулам развития культуры. Юм ставит подъем и совершенствование искусств в связь с прогрессом в ремеслах и с ростом индустриальной предприимчивости. Он использует тот факт, что во многих европейских языках слово «искусство» означает также и «искусность» во всякой, а в особенности творческой, деятельности. Интересно, что в этом эссе ставится вопрос и о так называемых художественных промыслах.

Конечно, Юм не мыслит себе никакой иной предприимчивости, кроме капиталистической, а расцвет торгово-промышленной деятельности не может представить себе иначе, как только в условиях частной собственности. Также и к вопросу о политических свободах он подходит с меркой буржуазного либерала. Но это эссе интересно тем, что Юм обращает в нем внимание читателей на взаимодействие экономических и политических явлений с культурно-историческими, чем снимает свой прежний и не раз им высказывавшийся тезис о случайности периодов подъема и упадка искусств и литературы в жизни народов. Эти мысли и соображения Юма вызвали горячее одобрение Гельвеция (см. 33, стр. 113).

Если в эссе «О красноречии» Юм признавал по преимуществу зависимость лишь ораторского искусства и публицистики от степени и характера развития политической жизни в стране, а в остальном не восставал против мнений, будто в развитии искусств есть нечто необъяснимое, неожиданное и случайное, то в работе «О совершенствовании в искусствах» он приходит к выводу, что их судьбы нельзя понять помимо вдумчивого изучения их глубоких связей с другими сторонами истории народов.