Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Примерно в то же время, когда Айзенштадт занимался своим проектом, историк Люсиль Иремонгер принялась за написание биографий английских премьер-министров. В поле зрения ее интересов лежал период с начала XIX века до Второй мировой войны. Какое образование и качества, задавалась она вопросом, помогли сформировать личность, способную подняться на вершину британской политики в период, когда страна была самой могущественной державой в мире? В процессе работы она, как и Айзенштадт, обнаружила факт, который, по ее собственным словам, «встречался так часто, что я задумалась, не является ли он чем-то большим, чем простая случайность». 67 % из числа премьер-министров в ее исследовании остались без отца или матери до достижения шестнадцати лет. Это приблизительно в два раза выше соответствующего показателя у представителей высшего сословия Великобритании того времени, – той социально-экономической прослойки, выходцами из которой было большинство премьеров. Схожая закономерность прослеживается и среди американских президентов. Двенадцать из 44 американских президентов – начиная с Джорджа Вашингтона и заканчивая Бараком Обамой – лишились отца в юном возрасте[28].

С тех пор тема трудного детства и потери родителей с завидной регулярностью поднимается в научной литературе. В работе психолога Дина Саймонтона, к примеру, можно найти увлекательный отрывок, в котором он пытается разобраться, почему так много одаренных детей не в состоянии реализовать заложенный в них потенциал. Одной из причин, делает он вывод, является «унаследованное избыточное количество психологического здоровья». Дети, не оправдавшие ожиданий, «слишком послушны, податливы и лишены воображения, чтобы совершить прорыв с помощью той или иной революционной идеи». «Одаренные дети и вундеркинды с наибольшей вероятностью вырастают в условиях семейной поддержки. Гении же, напротив, вырастают в более суровой среде» – пишет Саймонтон.

Я понимаю, из подобных исследований можно сделать вывод, будто остаться без родителей это благо. «Люди постоянно надо мной подшучивали: “Хочешь сказать, мне было бы лучше, останься я сиротой или убей я своего отца?” – говорил Айзенштадт. – Идея о том, что можно преуспеть без родителей, пугает, поскольку традиционно считается, что родители служат нам всяческой опорой. Родители – важная часть нашей жизни». И это, подчеркивает Айзенштадт, бесспорно. Родители – важная часть нашей жизни. Потерять отца или мать – самая страшная трагедия для ребенка. Психиатр Феликс Браун обнаружил, что заключенные в два-три раза чаще теряли родителей в детстве, чем население в целом. Такое большое расхождение не может объясняться простым совпадением. Отсутствие родителей обусловливает бесчисленное количество «непосредственных жертв»[29].

Доказательства, представленные Айзенштадтом, Иремонгер и другими, однако, указывали и на то, что ребенок, потерявший отца или мать, может стать тем, кого мы назвали «непострадавший». Твой отец покончил жизнь самоубийством, и твое детство прошло в таких невыразимых страданиях, что ты задвинул его в самые дальние уголки памяти, и тем не менее даже в таком случае из тебя может получиться что-то путное. «Это не аргумент в пользу сиротства и утраты близких, – пишет Браун, – но существование выдающихся сирот подтверждает, что в определенных обстоятельствах положительное качество может возникнуть в силу необходимости»[30].

6.

Придя в 1955 году в Национальный онкологический институт, Джей Фрайрайх познакомился с Гордоном Забродом, руководителем отделения по лечению раковых заболеваний. Заброд закрепил его за детской палатой с больными лейкемией на втором этаже главного здания больницы в центре кампуса[31].

В те времена детская лейкемия была одной из самых страшных разновидностей рака. Она развивалась совершенно неожиданно. У маленького ребенка поднималась температура, и она держалась длительное время. Малыша мучили ужасные непрекращающиеся головные боли, за которыми по мере ослабления детского организма одна за другой развивались инфекции. Затем открывалось кровотечение.

«Доктор Заброд заходил раз в неделю проверить, как мы справляемся, – вспоминает Фрайрайх. – Однажды он сказал мне: “Фрайрайх, это место как скотобойня. Здесь повсюду кровь. И мы должны ее вычистить!” Точное определение. У детишек кровь была в стуле, в моче – это самое худшее. Она текла из ушей, из кожи. В крови было абсолютно все. Медсестры приходили утром на работу в белых халатах, а уходили все перепачканные кровью».