Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Искусство играло колоссальную роль в культурной жизни Франции XIX века. Живопись была подчинена правительственному департаменту под названием Министерство императорского дома и изящных искусств, занятие ею считалось такой же профессией, как сегодня работа в сфере медицины или юриспруденции. Многообещающий художник начинал карьеру в Национальной высшей школе изящных искусств в Париже, где получал формальное образование, проходя в строгой последовательности ряд стадий: от копирования чужих картин до рисования человека с натуры. На каждом этапе образования царила конкуренция. Плохо успевающие отсеивались. Сильные ученики удостаивались наград и членства в престижных обществах. Вершиной профессии являлся Салон – наиболее значительная художественная выставка во всей Европе.

Ежегодно художники Франции представляли экспертному жюри два-три лучших своих полотна. Крайним сроком считалось 1 апреля. Художники со всего мира толкали по булыжным мостовым Парижа тележки, нагруженные холстами, направляясь во Дворец промышленности, построенный для Парижской всемирной выставки между Елисейскими Полями и Сеной. На протяжении последующих нескольких недель жюри по очереди голосовало за каждую представленную работу. Если члены жюри находили картину неприемлемой, на ней ставился специальный красный штамп, означавший, что картина забракована. Одобренные картины вывешивались в залах дворца, и на протяжении шести недель, с начала мая, миллион человек заполняли его коридоры, теснясь у работ самых известных мастеров и отпуская язвительные комментарии возле тех, что им не понравились. Лучшие картины награждались медалями. Победители получали поздравления и наблюдали, как растет стоимость их творений. Проигравшие плелись домой и снова принимались за работу.

«В Париже едва ли наберется 15 любителей искусства, которые способны признать художника без одобрения Салона, – однажды заметил Ренуар. – Зато существуют 80 000, которые ничего не купят, если художник не допущен в Салон». Салон держал всех в таком страхе, что Ренуар, пришедший однажды ко дворцу во время заседания жюри, чтобы пораньше выведать результаты, так оробел, что побоялся назвать свое имя и представился другом Ренуара. Другой завсегдатай «Гербуа», Фредерик Базиль, как-то признался: «Я смертельно боюсь отказа». Отвергнутый в 1866 году художник Жюль Хольцапфель застрелился. «Члены жюри отвергли меня, значит, я бездарен, – написал он в предсмертной записке. – Я должен умереть». Для художника во Франции XIX века существование вне Салона было абсолютно немыслимо, и импрессионистов он заботил именно потому, что раз за разом отвергал их работы.

Салону был свойственен консерватизм. «Картины должны были отличаться микроскопической точностью, надлежащим образом “обработаны” и обрамлены, с нужной перспективой и всеми привычными художественными элементами, – пишет искусствовед Сью Роу. – Свет передавал драматизм, темнота придавала значительность. От сюжетно-тематической живописи требовалась не только тщательность исполнения, предполагалось, что она должна служить нравственному воспитанию. День в Салоне походил на вечер в парижской опере: публика ожидала духовного подъема и развлекательности. По большей части присутствующие знали, что им нравится, и рассчитывали увидеть знакомые картины». По словам Роу, медали получали огромные, скрупулезно прорисованные полотна, отображающие сцены из французской истории или мифологии, с лошадьми, или армией, или красивыми женщинами и названиями вроде «Отъезд солдата», «Молодая женщина плачет над письмом» или «Падшая невинность».

Импрессионисты имели совершенно иные представления о сущности искусства. Они изображали повседневную жизнь. Густые мазки. Расплывчатые фигуры. На взгляд жюри Салона и толпящихся посетителей, их работы были дилетантскими, даже шокирующими. В 1865 году Салон, как это ни удивительно, допустил картину Мане «Олимпия», на которой была изображена парижская проститутка. Картина послужила причиной грандиозного скандала. Вокруг нее пришлось даже выставить охрану, которая сдерживала толпу. «Царила атмосфера истерии и даже страха, – пишет историк Росс Кинг. – Одни зрители заходились в “приступах безумного смеха”, в то время как другие, преимущественно женщины, в ужасе отворачивались». В 1868 году Ренуару, Базилю и Моне удалось выставить свои картины на Салоне, однако через три недели их убрали из главного выставочного зала и поместили в d'epotoir – кладовку с хламом, маленькую темную комнату в задней части здания, где складировались картины, признанные неудачными. Такой исход был ничем не лучше изначального отказа.