Давид Бек

Секретарь положил кусок пергамента на дощечку, устроил ее на коленях, составив себе таким образом подобие письменного стола, и стал писать. Как бы бегло он ни писал, несколько часов на это все же понадобилось. Окончив, Габриэл стал монотонно читать, как читал в церкви Евангелие. Потом пергамент и чернильницу положил перед великим господином. Оставалось поставить печать. Великий господин окунул палец в чернильницу, нанес чернила на большую квадратную печать, которая всегда висела у него на поясе, и поставил печать над указом. После этого Габриэл, тавады Арчил, Леван, Закария и Алекс — пять выдающихся государственных мужей Грузии — тоже заверили указ своими печатями.

— Иди сюда, сын мой, — сказал великий господин и протянул пергамент юноше, — будь достоин его.

Давид подошел, опустился на колени перед великим господином, поцеловал край его одежды п принял указ.

XII

Мы вкратце обрисовали обстоятельства, которые после приезда Давида в Грузию помогли ему вступить на тот путь, на котором он смог занять столь высокое положение при грузинском дворе. Возвращаясь вновь к прерванному повествованию, посмотрим, что предпринял Давид Бек после того, как получил письмо от своего друга Степаноса.

Утром следующего дня Мхитар спарапет, завернувшись в длинную бурку, шел к дому Бека. На глухих улочках было безлюдно, все спрятались от ливня в своих хижинах. Спарапет шагал быстро, нетерпеливо. Обещание Бека рассказать утром тайну появления Агаси подхлестывало его. Что могло привести сюнийца в грузинскую страну, размышлял он, какие дела у этого молчаливого юноши с Беком? И почему вечером, когда все гости пили и радовались, Давид выглядел озабоченным и о чем-то упорно думал? Какая-то причина должна быть, и довольно серьезная, размышлял он, прибавляя шаг и проходя по утопающим в грязи улицам.

Мхитар был коренным сюнийцем, отпрыском старинного княжеского рода. В Грузии он не занимал никакой должности и не желал этого. Почему этот блистательный изгнанник оставил родину — никто не знал. Его прошлое было окутано глубокой тайной. В Мцхете он жил как чужеземный гость и находился в близких отношениях с великим господином. Ему было немногим больше сорока пяти лет, среднего роста, широкоплечий, стройный, с грозным львиным взором, который вызывал у собеседника трепет и уважение. Наши историки говорят о нем не иначе, как «муж отважный», «непобедимый».

Во дворе дома Давида спарапет увидел старую Кетован, которая, неся полный передник кукурузных зерен, шла в хлев кормить кур.

— Здравствуй, Кетеван, — сказал Мхитар спарапет, подходя. — Давид еще спит или встал?

— Доброго здоровья тебе, — ответила старуха, в нерешительности останавливаясь. — Что сказать тебе, господин, спит или нет, бог знает. После вас ночью он долго был без сна — свеча горела до утра. Под утро вызвал меня и сказал: «Кетеван, хочу поспать. Если кто меня спросит, не буди, разве что спарапет придет». Теперь вот ты пришел.

— Да, пришел, ты же видишь, что пришел. Так ступай, разбуди хозяина, моя дорогая Кетеван, — видя, что она не трогается с места, сказал спарапет.

— Пойду, родимый, пойду, — ответила старуха, направляясь к хлеву. — Вот только кур покормлю, а там пойду и разбужу.

— А мне что прикажешь — ждать под дождем, милая Кетеван? — спросил спарапет, слегка раздражаясь.

— Для чего тебе ждать, дорогой, пойдем со мной, подбросим курам зерен, в хлеву есть крыша, не промокнешь.

Увидев, что старуха желает сначала заняться курами, потом идти будить хозяина, спарапет не стал ждать и вошел в дом. Из гостиной, с которой читатель уже знаком, узкая дверь вела в спальню, служившую первому государственному деятелю Грузии также и кабинетом. Спарапет несколько раз постучался. В дверях появился Давид Бек. По усталому, бледному лицу его было видно, что ночью он или вовсе не сомкнул глаз, или немного подремал на рассвете.

— Ты болен, что с тобой? — удивленно спросил спарапет. — На тебе лица нет.

— Входи, — заговорил Давид, как бы не расслышав вопроса.

— Садись, здесь нам никто не помешает. — И он указал на узкую тахту, на которой обычно спал.

Спарапет вновь спросил:

— С тобой, видно, что-то стряслось?

— Ничего не стряслось, это от бессонной ночи, — ответил Давид и снова пригласил его сесть.

Спальня представляла собой небольшую комнатку с деревянными стенами, единственное окно которой выходило в сад. День стоял пасмурный, и слабый свет из окошка не в силах был рассеять тьму.

— Кажется, ты что-то собирался рассказать мне, — проговорил спарапет, усаживаясь на тахту. — Что за человек приезжал к тебе?

Речь шла об Агаси.

— Сначала прочти эти письма, — ответил Давид, дав ему письма, привезенные Агаси, и вышел. Он вызвал слугу, приказав стоять у дверей и никого не впускать в дом.

Мхитар спарапет подошел к окну и стал читать. В соответствии с содержанием письма лицо его принимало то грустное, то веселое, то сердитое выражение. Будь он человеком пылким, легко возбудимым, он обнял и поцеловал бы Давида со словами: «Чего же еще мы ждем?.. В путь!» Но он с крайним хладнокровием отложил письма и сказал: