Давид Бек

Незнакомец едва слышным голосом стал рассказывать, что он прибег ко всяким уловкам, но безуспешно. С того дня, как привели пленных, ханум[27] (речь шла о Сюри) заботливо ухаживает за ними. Чтобы быть вне подозрений, она привлекла к делу главного евнуха. Этот старый лис так хитер, что самого дьявола подкует. Поклоняется Сюри, как идолу, готов выполнить любое ее приказание. Если ханум попросит броситься в огонь и в воду, он, не пикнув, сделает это. Он не только кормит пленных, но и навещает их по ночам к даже выставил охрану, чтобы ни один волос не упал с их головы. Проникнуть в пещеру невозможно. Охрана — все близкие люди Ахмеда — не предаст его и за тысячу туманов. К тому же хан Фатали с ним очень считается, и все боятся главного евнуха.

По мере рассказа лицо мелика омрачалось, губы задрожали, в глазах загорелись злые огоньки. Бессовестная дочь нанесла ему еще один удар. Она лишила его давно лелеемых надежд, расстроила планы, которые он так долго вынашивал…

— Спасибо, Гусейн, — заговорил Отступник, сдерживая свои чувства, — ты и сейчас сделал все, что мог, твоей вины тут нет, ты получишь обещанное.

Он вынул из кармана кошелек и протянул турку, но тот отказался принять деньги. Мелик долго настаивал, уверяя, что огорчится, если тот откажется принять деньги, и вновь повторил, что считает свою просьбу выполненной. Турок, наконец, взял золото и, поклонившись, ушел. Был он главным конюшим хана, когда-то состоял на должности палача. Умертвив за время службы тысячу человек, он вдруг почувствовал укоры совести, оставил кровавое ремесло и похоронил свой нож на кладбище, как хорошие охотники зарывают свое ружье, убившее тысячу животных. Но Гусейн пристрастился к вину и картам и, нуждаясь в деньгах, нарушил свое слово. Мелик Давид, пользуясь этим, подкупил его, толкая на новые преступления. Но все оказалось напрасным, все отступало перед волей Сюри… Это злило мелика более всего — ему чинила препятствия родная дочь!

Давид Отступник был труслив как все вероломные люди, чья сила лишь в изобретательном уме. Он был лишен мужества и смелости, что не мешало ему носить за поясом пару пистолетов, а сбоку длинную саблю, к которой он редко притрагивался. Он любил хвастать воображаемыми подвигами и уверял, что хромает из-за застрявшей в ноге пули, хотя все знали, что он хромой от рождения.

В глубоком унынии добрался он до своей палатки. Здесь ждал его еще один человек. То был высокий худощавый старик с благообразным лицом, длинная седая борода которого была окрашена хной в абрикосовый цвет. За дорогой кушак из кирманской шали были заткнуты два пистолета, на коленях лежала длинная сабля с серебряным эфесом в серебряных ножнах. Он сидел на корточках на узорчатом ковре, прислонясь спиной к мягким мутакам[28] из красного бархата, которые послал из собственного убранства хан — в честь прибытия почетных гостей. Увидев Давида, старик нетерпеливо спросил:

— Какие вести?

Отступник скрыл, что Сюри отказалась принять его. Это бесчестие могло уронить его в глазах сообщника. Давид любил хвастать, что дочь может добиться от хана всего, что ни пожелает. Он сказал, будто Сюри не приняла его из-за болезни, рассказал о срезанных волосах, добавил, что это даже к лучшему — кое-кто из завистниц Сюри будет изгнан из гарема. «Палач тоже ничего не добился», — сказал он, однако скрыл, что и здесь виновата его дочь.

— Очень плохо, — заметил мужчина с абрикосовой бородой и погрузился в глубокое раздумье. По его озабоченному лицу было видно, что меняются какие-то основательные планы, связанные со смертью некоего юноши… которая не состоялась…

Представительный этот мужчина был Франгюл, мелик Кармирванка или Ерицванка, один из самых богатых и влиятельных людей среди армян.

— Да, да, плохо… — повторил он, и голос его задрожал. — Что же нам делать?.. Я так рассчитывал на Гусейна, а теперь все пропало.

Он надеялся услышать от Давида Отступника слова утешения, но тот, несмотря на свою сатанинскою изворотливость, был настолько растерян и ошеломлен, что не смог выдавить из себя ни звука.

Оба мелика одевались как знатные персы — высокие каракулевые шапки, длинные кафтаны из тонкого красного шелка, зеленые суконные накидки почти до полу. Талию обхватывал цветной кушак из кирманской шали. Головы у меликов были наголо обриты, хотя тамошние армяне выбривали только макушку. Бороды и руки были окрашены хной. Когда слуга вносил кальян, они говорили по-персидски, а едва он выходил, переходили на армянский.

— Еще не все потеряно, — сказал Отступник, таинственно понизив голос. — Сегодня приезжает князь Торос выкупать пленных. Надо что-то придумать, чтобы помешать этому.

— Но что придумать? — спросил Франгюл уныло.

— Нужно уговорить хана назначить за пленных такой выкуп, который был бы не по карману Торосу.

— Что мы выиграем от этого?

— Несколько дней и даже недель, а за это время многое может измениться…

Франгюл счел совет вполне приемлемым. Он обрадовался и едва не обнял и не поцеловал хитреца, по сдержался и только спросил:

— Торос действительно сегодня приезжает?