Давайте напишем что-нибудь

– Я ходок! – гордо крикнул он. – И отец мой ходоком был! И дети ходоками будут. – После этого он заходил по штабу, как никто до него не ходил. Редингот вздохнул и шепнул Сын Бернару: «Больше не ловите мне таких резвых, ладно? Выбирайте каких пожирнее».

– Ну, ходок… – обратился он тут же в ту сторону, где только что видел ходока. – Как дела-то?

Похоже, ответ на этот вопрос у ходока был заранее готов:

– Да как дела… дела как сажа бела! – отозвался он уже из другого конца штаба.

– То есть? – призвал ходока к порядку Редингот.

Ходок вынужден был задуматься и ответить как положено:

– Нормально дела, спасибо.

– Чайку не выпьете? – спросил Редингот безнадежно.

– Да я ненадолго, – прослезился ходок.

– Я знаю, – с грустью заметил Редингот и патриархально поощрил ходока к разговору: – …Ну, ходок, какие заботушки?

– Одна у меня заботушка, – охотно подхватил ходок и неожиданно грубо закончил: – Сынок спятил.

– Какой Вы грубый, ходок! – не выдержал из-под стола Сын Бернар.

– Ну-ка, ну-ка… выкладывайте, – оставив комментарий без внимания, оживился Редингот, – что с сынком-то? Сколько годков сынку, говорите?

– Да не говорю еще… – растерялся логичный ходок. – Вот только сейчас скажу: годков ему сорок пять.

– Баба ягодка опять! – не к месту сострил Сын Бернар, окончательно сбив ходока с панталыку. Ходок надолго замолчал, а Редингот пнул Сын Бернара ногой под столом.

– Спятил, говорите, сынок-то, а? – Редингот принялся спасать увядшую на корню беседу и ловко спас ее.

– Спятил, говорю! Скотину не выгоняет – раз! Землю не унаваживает – два! Бабу не тешит – три.

– Какую бабу? – праздно поинтересовался Сын Бернар и получил еще одного пинка.

– Свою бабу, натурально, – каку ж еще-то? – оскорбился за сынка ходок. – Спрашиваю, чего гнетет-то тебя, сынок? Говорит: окружнось, батя! Кака ж така окружнось-то, спрашиваю, – из спичек, батя, отвечает! Однем словом, спятил сынок-то…

– Сам ты спятил, батя! – нарушил сразу все приличия Сын Бернар, и теперь уже от бати получил такого пинка, что шизым орлом вылетел за дверь, которая за ним и захлопнулась.

– Собака! – в пустое пространство нагрубил ходок и продолжал – теперь уже в адрес одного Редингота: – Как же не спятил-то сынок, а, когда спятил?

– Хотите, стало быть, ответ знать? – на всякий случай спросил Редингот.

– Хочу! – не обманул ожиданий ходок.

– Ну, что ж… тогда скажите мне, номер двести один, где правда?

– Ты про что? – чуть не остановился, но все-таки не остановился ходок.

– Ах, ходок, ходок… – начал разводить руками беду Редингот. – Вчерашним днем живете, как я погляжу! Небось, еще плугом землю пашете да бороной бороните?

Мирозданье поплыло у ходока перед глазами: вековые основы жизни на селе обрушились в один миг. Он остановился-таки, схватился мозолистой рукой за край стола и чуть слышно спросил:

– Чем же еще пахать-то да боронить, милок?

– Да головой, отец, головой! – усмехнулся Редингот, пристально глядя на ходока.

Тут ходок почему-то начал оседать и хватать ртом воздух: ну, вылитый малек!

– Как же это – головой-то? – из глубины своего невежества подозрительно воззвал он, насилу отдышавшись.

– Мощью ума, силою мысли! – открыл карты Редингот.

Ходок заглянул в открытые Рединготом карты, но расклада не понял. Обнаружилось это, когда он задал следующий вопрос:

– Без плуга? Без бороны?

– Без плуга и без бороны! – торжествующе сказал Редингот. – А вот скажите мне еще: знает ли мысль границы?

– Это глядя кака мысль… – состорожничал ходок, пяля пустые глаза на собеседника.

– Неверно! – воскликнул Редингот. – Никакая мысль не знает границ! Мысль свободна. Мысль – птица. Высоко парит она – и все ей подвластно! Heißa, juchei!

– Пойду я, мил человек, – неожиданно сказал ходок. – Пора мне…

– Стой, ходок! – пригвоздил его голосом к месту Редингот. – Стой и внемли. Ибо не я говорю сейчас с тобой…

– А кто? – не дослушав, в ужасе перекрестился ходок – и взгляд его стал безумен.

– Человечество говорит с тобой, ходок! Человечество говорит с тобой на понятном тебе языке! (В этот момент лицо ходока совсем утратило человеческие черты, а сам ходок засмеялся). То самое человечество, которое в утробе своей выносило, а потом, уже вне утробы, выпестовало самую светлую, самую чистую и самую грандиозную мысль с тех пор, как стоит земля! Мысль о том, что из коротких прямых спичек может быть выложена по земной поверхности Окружность! И эта Окружность может быть Абсолютно Правильной! Напрягись, ходок! Напрягись как можешь!

По всему было видно, что ходок действительно напрягся, причем напрягся как мог, а мог – как парус. Результат такого напряжения не замедлил сказаться: ходок запрыгал по комнате, высоко подкидывая ноги к потолку и хохоча как бесноватый.

– Ну, это уж слишком, – поморщился Редингот, не любивший крайностей в проявлении чувств.

– Нет, а занятно, елочки-зеленые! – веселился ходок. – Ах, занятно!..

– Я знал, – резюмировал Редингот, – что Вы когда-нибудь очнетесь от вековой спячки! Ваш сын здоров! Он разорвал пелену сна прежде Вас.

– А я сейчас разорвал, – отчитался ходок и строго, но не к месту добавил: – Сон разума рождает чудовищ!