Давайте напишем что-нибудь

Они долго катались по палате, с остервенением рыча и норовя придавить друг друга к полу или потолку. В конце концов Сын Бернару удалось одолеть Ближнего, и он прижал-таки Ближнего к полу, причем прижал больничной кроватью. После победы Сын Бернара память к Рединготу вернулась, но только частично. Улыбка его стала менее придурковатой.

– Хорошо, что ты победил меня, – сказал Ближний Сын Бернару, и, вынув из потайного кармана красивый цветок, подарил его противнику. Сын Бернар подошел с цветком к Рединготу и, протягивая ему цветок, бестактно сказал:

– Это Вам на память.

– Спасибо! – кисло усмехнулся Редингот и спросил: – Что это?

– Цветок, – пояснил Сын Бернар. – Называется «ромашка». Рос в потайном кармане Ближнего. «Расти» значит развиваться. «Карман» значит небольшой кусок ткани, пришитый к одежде таким образом, что один край ткани не пристрочен. «Потайной карман» – то же самое, что «карман», только с внутренней стороны одежды. «Ближний» значит тот, кто вблизи. Вспомнили?

– Нет, – ответил Редингот. – Почему один край ткани не пристрочен?

– Чтобы в карман можно было бы что-нибудь положить, – вздохнул Сын Бернар.

– Как глупо! – сказал Редингот. Потом еще сказал: – А ромашка – это маленький роман.

– Смотри-ка, – вздохнул Ближний из-под кровати, – до чего причудлива память человека!

– Значит, не всему придется учить его заново. К тому же, будем надеяться, что он окажется способным и старательным учеником.

– Даже самого способного и старательного не научишь, если не знаешь, чему конкретно учить, – философски заметил Ближний. – Никогда нельзя будет гарантировать, что в самый ответственный момент вся система не откажет по причине отсутствия элементарного сведения типа «дверная ручка есть скобяное изделие».

– Какое изделие? – переспросил Сын Бернар с интересом.

– Скобяное, – повторил Ближний без интереса.

Сын Бернар рассмеялся: слово «скобяное» он, видимо, воспринимал остро по-своему. Впрочем, это слово только так и можно воспринимать.

– Редингот, – сказал Сын Бернар, – Вам известно, что значит «скобяное»?

– Откуда! – махнул рукой Редингот.

– Как же нам теперь с ним быть-то? – в околоземное пространство озабоченно спросил Сын Бернар.

– Можно подумать, Вы знаете, что такое «скобяной»! – огрызнулся Редингот. – И ничего ведь… обходитесь! Вот и я обойдусь – тем более что все действительно необходимые вещи я уже вспомнил.

– Тогда ладно, – неожиданно быстро согласился Сын Бернар. – А какие вещи, например, Вы вспомнили?

– Например, я вспомнил, что однажды в жизни Вы укусили меня…

– Это Вы зря вспомнили, – огорчился Сын Бернар. – Вспомнили бы лучше, как я люблю Вас!

Редингот напрягся, но напрасно.

– Этогоявспомнить не могу, – признался он. – Как Вы меня любите?

Сын Бернар засмущался и уполз в угол.

– В чем дело? – спросил Редингот.

– Я стесняюсь сказать, как я Вас люблю…

– Все равно говорите! – велел Редингот и услышал из угла совсем тихое:

– Очень сильно…

Тут Редингот почесал в затылке и сказал:

– К сожалению… не помню. – Потом нашел под кроватью Ближнего и спросил: – Вы тоже любите меня?

– Больше жизни! – сказал Ближний.

– Докажите! – безрассудно попросил Редингот.

– Прощай, жизнь! – обратился к жизни Ближний и расстался с ней, предварительно схватив с тумбочки пистолет и на редкость удачно выстрелив себе в висок.

– Что это с Ближним? – спросил Редингот, удивленно глядя на пестрым ковром распростертое у его ног тело.

– Ближний застрелился, – пояснил Сын Бернар. – И теперь он мертвый.

– Черт! – выругался Редингот. – Нехорошо получилось…

– Не горюйте, – сказал Сын Бернар. – Они тут все в этом городе такие.

– Какие?

– Мертвые. – Голос Сын Бернара был беспечным. – Это же Город Мертвых!

Редингот задумался, вспоминая. По-видимому, он вспомнил многое, потому что морщины на его лице разгладились все до одной. Потом он с опаской спросил:

– А я тоже люблю кого-нибудь больше жизни? Или просто очень сильно?

Сын Бернар завел глаза к потолку, вдоль которого спокойно пролетала душа Ближнего.

– Затрудняюсь сказать, – произнес он наконец. – Я ведь про Вас почти ничего не знаю.

– Не знаете, а так сильно меня любите! – поставил ему на вид Редингот.

– Для того чтобы сильно любить кого-нибудь, совсем необязательно про него что-то знать. Лучше даже наоборот, – тяжело вздохнул Сын Бернар. – Но, может быть, Вы любите Марту.

– Марта мне как дочь, – сказал Редингот. – Естественно, я люблю Марту. Но она существо несчастное, ибо тоже больше жизни… – тут Редингот покосился на мертвого Ближнего, – …или, во всяком случае, очень сильно – любит.

– Кого? – спросил Сын Бернар.

– Не знаю. И она не знает. Знает только, что он сидел на брегах Невы.

– Сидел? – обомлел Сын Бернар. – За что?

– Она не сказала. Просто сказала: «Кто-то сидел на брегах Невы» – причем на левом и правом одновременно.

– Два раза сидел? – совсем уже просто потерял лицо Сын Бернар.

– Получается, что так…

И они оба надолго замолчали. Наконец Редингот сказал:

– Я вспомнил. Я люблю ласточку. Стыдно, что я это чуть не забыл.

– Стыдно, – отозвался Сын Бернар. – Я вот никогда не забывал, что я люблю Вас.