Давайте напишем что-нибудь

– Я Японии – защитница! – не обращая внимания на хамство, с гордостью сказала Умная Эльза.

– Покажите мне то, что тут построено, – с угрозой в голосе произнес Деткин-Вклеткин.

Умная Эльза испугалась угрозы.

– Не покажу. Вам этого не понять. Потому что Вы фанатик.

– Откуда Вы знаете, что фанатик? – смутился Деткин-Вклеткин.

– По глазам видно. У Вас в глазах блеск такой нездоровый появляется, когда Вы про Окружность говорите.

– Какая она наблюдательная! – шепнул Хухры-Мухры Случайному Охотнику. – Меня тоже глаза Деткин-Вклеткина всегда пугали…

– У Деткин-Вклеткина нету глаз. У него один дух! – пристыдил Случайный Охотник товарища, а Умной Эльзе, которая явно не пришлась ему по сердцу, сказал: – Вы как с патриархом разговариваете?

– Никакой он не патриарх, – обиделась за Деткин-Вклеткина Умная Эльза. – А наоборот даже – мужчина в самом собственном соку!

– Гаже не скажешь, – вяло отнесся Деткин-Вклеткин, вглядываясь в даль. Из дали уже спешила к нему компактная толпа в несколько миллионов японцев, причудливым образом прослышавшая о пришествии с юга очередного патриарха. По пути японцы спорили:

– И вовсе это не новый патриарх, а все тот же. Он просто второй раз с юга пришел, чтобы испытать нас!

– Да бросьте Вы! Была ему охота нас испытывать… патриархи испытаниями не занимаются! Испытатели занимаются, а патриархи – нет. Патриархам все по фигу, на то они и патриархи.

– По фигу все пофигистам, а не патриархам – Вы понятия-то разводите, что ли, как-нибудь…

– Пофигисты и патриархи – одно и то же. Каждый патриарх пофигист!

– Но не каждый пофигист – патриарх. Я вот знаю одного пофигиста – так ему до патриарха еще миль сто просветленным дерьмом плыть!

– Я не патриарх! – крикнул им навстречу Деткин-Вклеткин, чтобы снизить эффект неоправданного ожидания.

– Что он говорит?

– Он говорит, что не патриарх…

– А Вы слушайте больше! Ни один патриарх никогда не скажет, что он патриарх. Ибо главное отличие настоящего патриарха от ложного в том, что настоящий всегда говорит: «Я не патриарх».

– В этом не патриархов отличие друг от друга, а сумасшедших!

– Сумасшедший и патриарх – одно и то же.

– Да упорядочьте же Вы Ваш понятийный мир! То у Вас патриарх и пофигист – одно и то же, то патриарх и сумасшедший – одно и то же!

– У меня, между прочим, пофигист и сумасшедший – тоже одно и то же. У меня всё – одно и то же, ибо я преодолел тщету этого мира и не различаю добра и зла.

Так, весело пререкаясь, несколько миллионов японцев и подошли к Деткин-Вклеткину, чтобы остановиться подле него и преклонить головы.

Увидев столько много преклоненных голов, Деткин-Вклеткин спросил:

– Что мне с ними делать?

– Подзатыльников надавайте – все сразу и уберутся, – посоветовала Умная Эльза.

– А мы чем займемся? – поинтересовался Деткин-Вклеткин.

– А мы пойдем Окружность смотреть. Я все-таки решила показать ее Вам, раз Вы патриарх.

– Я не патриарх! – взорвался Деткин-Вклеткин и надавал подзатыльников миллионам японцев. Те действительно убрались – причем в благоговении.

– Ни один патриарх никогда не скажет, что он патриарх, – с кроткой улыбкой повторила чужую мудрость Умная Эльза, и все вместе они отправились в национальный парк.

Подойдя к величественной композиции «Никогда и ни при каких обстоятельствах не забудем мать родную», Деткин-Вклеткин схватился за сердце и, с болью глядя на Умную Эльзу, произнес посиневшими губами:

– Что… это… у вас… тут?

ГЛАВА 33 Автор вводит лишнего человека в рамки художественного целого и выводит его за эти рамки

Я хорошо пойму тех, кто, прочитав название этой главы, истошно воскликнет: «Ну, слава Тебе, Господи! Наконец-то!» Ибо наличие лишних людей в современной русской литературе, вне всякого сомнения, следует отнести к главным ее завоеваниям. Давным-давно миновали те скучные времена, когда лишних людей по пальцам можно было пересчитать, даже бы восемь свободных пальцев осталось, потому что лишних этих людей и имелось-то всего два – их обоих почему-то назвали в честь северных русских рек: Онегин да Печорин. Однако после безвременной кончины как одного, так и другого дефицит лишних людей еще долго наблюдался в отечественной изящной словесности – и многие читатели даже начали утверждать, что отныне лишних людей нам не видать уж больше. Только это было поспешное утверждение, потому как впоследствии количество лишних людей не только не сократилось (да и куда ж ему еще-то было сокращаться?), но, наоборот, увеличилось, ибо с определенного момента просто все новые персонажи попадали исключительно в разряд лишних людей, и наша литература стала даже известна всему миру как литература лишних людей. В конце концов это сделалось ее отличительным признаком.