Давайте напишем что-нибудь

Выхватив из широких складок кимоно конверт и почтовую марку, Умная Эльза поспешно приклеила марку к конверту и надписала адрес: «Париж…» и так далее.

Но когда письмо уже полетело в Париж, а тело Умной Эльзы находилось всего в каких-нибудь миллиметрах от твердой поверхности асфальта (притом, что голова уже практически лежала на нем), она вдруг подумала, что не дождаться ответа Японского Бога будет ужасным хамством с ее стороны… В ту же самую минуту – по удивительно счастливому совпадению – подумал кое о чем и автор настоящего художественного произведения! А подумал он о том, что закруглиться прямо здесь было бы, в свою очередь, ужасным хамством с его стороны.

ГЛАВА 28 Стремительная развязка – причем развязывается отнюдь не то, что было завязано

…как оно, в общем, всегда и бывает! Ибо то, что действительно было завязано, потом уже обычно не развязать никакими лошадиными силами.

Приведу только один пример.

Когда в далекие времена только что рожденному тогда автору настоящего художественного произведения завязали пупок, автор не сразу понял, что это уже на веки вечные, и незамедлительно принялся его развязывать своими еще слабыми и не очень цепкими пальцами. Противный пупок выскальзывал и не давался. Разумеется, автору настоящего художественного произведения так и не удалось в тот день развязать пупок. Однако самое примечательное – что не удалось ему развязать его и никогда впоследствии, хотя соответствующие попытки предпринимались им на протяжении всей его многострадальной жизни, причем не сказать чтобы редко – даже напротив, весьма часто: раз в сутки на тощий желудок, если быть точным. Последняя из таких попыток была предпринята незадолго перед смертью: тогда автор настоящего художественного произведения бросил уже просто все свои оставшиеся силы на пупок, но тот только усмехался и время от времени хмыкал: знай, мол, наших! Отчаявшись, автор пригрозил противному пупку кухонным ножом-пилой для резки сырого мяса, но пупок только покрутил пальцем у виска, что означало приблизительно следующее: а в своем ли ты, дескать, уме, толстолобик? И автор снова вынужден был признать себя побежденным в битве с пупком.

На примере этого противного пупка легко увидеть, что рассчитывать на удачу при развязывании ранее завязанного практически не приходится. Однако вполне можно рассчитывать на то, что именно при развязывании ранее завязанного – случайно! – удастся развязать нечто совершенно иное.

Вернемся опять к пупку. В процессе его последнего развязывания (неудачного, как уже сказано выше), автор настоящего художественного произведения совершенно неожиданным для себя образом развязал руки двум преступникам, которым хватило нескольких минут, пока автор занимался противным пупком, чтобы ограбить местное отделение Унибанка и незаметно ускользнуть в машине марки Фиат Пунто под красивым номером УХ 66 666 с несколькими десятками тысяч крон от восхищенных глаз правосудия.

Вот почему автор настоящего художественного произведения, приступая к развязке, отнюдь не намеревается ставить перед собой нереалистической цели развязать то, что было ранее завязано – причем им же самим. Он, конечно, попытается – как в случае с пресловутым противным пупком – сделать это, однако прекрасно отдает себе отчет и в том, что попытки его не увенчаются успехом, и в том, что в ходе попыток этих им будет спонтанно развязано нечто на стороне. Даст Бог, на родной стороне… на родной сторонке!

Новый идол Парижа, восхитительная Galya Ili Valya, медленно шла по подиуму, непринужденно помахивая по лицам парижской богемы турнюром от Жан-Плода Труда. Из первого ряда – неизвестно как прорвавшись сюда – на нее с обожанием смотрела Ядреня Феня, стилизованная под Galyu Ili Valyu столь искусно, что трудно было сказать, кто из них настоящая: та, что помахивает по лицам парижской богемы турнюром от Жан-Плода Труда, или та, что с обожанием смотрит на нее из первого ряда.

– Интересно, кто из нас настоящая? – спросила помахивающая по лицам парижской богемы турнюром от Жан-Плода Труда сидящую в первом ряду и сама себе ответила: – По-моему, скорее, ты, чем я!

– А по-моему, – ответила сидящая в первом ряду помахивающей по лицам парижской богемы турнюром от Жан-Плода Труда, – скорее, ты, чем я!

Среди парижской богемы началось легкое замешательство: парижская богема перестала знать, на кого смотреть, и растерянно переводила глаза с помахивающей по лицам парижской богемы турнюром от Жан-Плода Труда на сидящую в первом ряду. Наблюдавшему за беспорядками из-за кулис Жан-Плоду Труда все это нравилось меньше, меньше и меньше – до тех пор, пока не разонравилось полностью.