Давайте напишем что-нибудь

– Я бы все-таки на Вашем месте не капризничал насчет имени. Конечно, Кузькина мать – это то, что Вам идеально подходит: по всем статьям Кузькина мать Вы и есть. И показывать Вас имеет смысл только в этом качестве. Но если появляется шанс хотя бы именоваться иначе…

– Да понимаете ли Вы сами, собака, на что меня толкаете? – взвилась под небеса и тут же упала на землю, зашибив копчик, Кузькина мать. – Я же… я же утрачу идентитет и перестану быть тождественной себе!

– Вот и слава Богу, – буркнул Ближний (в то время как автор настоящего художественного произведения вспомнил замечание Августина Блаженного о порочности тождества сому себе).

– Ничего себе – «слава Богу»! Кузькина мать, между прочим, на свете всего одна, а Gal’ и Val’ – «тьмы, и тьмы, и тьмы», как сказал про скифов Александр Александрович Блок. Я же сразу попадаю в толпу себе и вам подобных и становлюсь в ней неразличима!

– А вот этого бояться не надо, – успокоил ее Сын Бернар. – Вам грозит что угодно, только не это: Вы всегда будете различимы – в любой толпе.

– Ну уж насчет различимости-то, – кокетливо улыбнулась Кузькина мать, – я и без Вас понимаю… просто какой смысл портить такую внешность заурядным именем? Кому, кстати, принадлежит идея с Galej или Valej?

– Мне, – потупился Сын Бернар. – Я люблю обычные человеческие имена… Такие, как Galya, Valya, Vanya, Klim…

– Хорошо еще, что Вы мне не Klim’ом называться предложили! – частично утешилась Кузькина мать. – Только я все равно не понимаю этой ерунды с Galej или Valej. Показывать кому-нибудь Кузькину мать – одно дело, а вот показывать кому бы то ни было Galju или Valju… что в этом такого уж интересного? Представьте себе, что Вам говорят: я тебе еще покажу Galju или Valju!

Слава Богу, препирательства закончились тем, что изменений в контракт все-таки вносить не стали: возможность угодить Кузькиной матери нашли и так. Полный псевдоним, который она себе взяла, звучал – в контексте – следующим образом:

Galya Ili Valya,

новый идол Парижа из Вышнего Волочка,

представляет весеннюю коллекцию Жан-Плода-Труда!

Конечно, за хлопотами, связанными с презентацией нового идола Парижа, как Ближний, так и Сын Бернар, совершенно потеряли головы. Между прочим, ни тот, ни другой не могли вспомнить, где именно они их потеряли, и только хохотали, когда их об этом спрашивали. Правда, желающих найти их головы оказалось так много, что ежедневно по утрам возле арендованного Жан-Плодом Труда особняка на Рю де да Репюблик выстраивались очереди – из людей со свертками: в свертках были самые разнообразные головы, найденные по всему Парижу. К сожалению, ни одна из голов (многие, кстати, были несвежими) не подходила ни Ближнему, ни Сын Бернару, что тех, впрочем, нимало не трогало: они опять хохотали да приговаривали: «Наплевать-то какая!»

Между тем Galya Ili Valya стремительно завоевывала сердца прихотливой парижской публики. Обложки модных журналов ломились от изображений нового идола Парижа из Вышнего Волочка в самых разнообразных позах: с туловищем, просунутым между колен израилевых; с руками, заломленными французской полицией; с бедром меж ребер и с ребром меж бедер… парижские фотографы работали на славу! В конце концов Galya Ili Valya окончательно утратила пропорции и теперь напоминала тряпичную куклу, сшитую слепым неврастеником: части тела парижского идола располагались друг относительно друга как враг относительно врага, то есть конфликтуя напропалую.

Парижские модницы, чтобы хоть отчасти напоминать обожаемую супермодель, готовы были на все: они ложились на рельсы перед проносящимися на бешеной скорости поездами, прыгали на асфальт с небоскребов, бросались в горные ущелья – калеча себя как только возможно и где только возможно. Тех, кому удавалось выжить, сшивали сикось-накось, á la Galya Ili Valya, и – к невыразимой их радости – отправляли домой, где они, исполосовав лица ножницами для кройки и вымазавшись кто в грязи, кто в косметике, учились сморкаться в подол, не мыться неделями и постоянно сравнивали себя с Galya Ili Valya…

Но до нее им было, увы, далеко.

Сама же Galya Ili Valya, казалось, так прямо и родилась супермоделью: бремя внезапной славы она несла легко и естественно. Раздавая интервью, как подзатыльники, Galya Ili Valya все время подчеркивала, что быть показываемой было и есть для нее самое привычное дело, что это ее призвание, и что в этом ей нет равных. Причем, ты-то понимаешь, мой драгоценный читатель, она ничуть не лгала.