Давайте, девочки

– Это не сразу, как вы сами меня учили… Давайте мы с вами немножечко отвлечемся и пройдем эту дорожку сначала.

Когда отважилась, поддавшись на его уговоры, выступить с пробным сеансом на стороне, тут уж и вовсе взлетела, тут полный отпад.

Приятель Рыжюкаса, снявший ту первую пробу, тут же примчался к нему, захлебываясь от восторга. И даже назвал гениальными – и его режиссуру, и ее мастерство, И второй клиент (то, что это работа и только за гонорар, было непременным условием!) это же подтвердил.

То, что она с ними вытворяла, всегда балансируя между эротикой и массажем, и впрямь ни с каким сексом в сравнение не шло, хотя бы из-за полной расслабленности, из-за блажества в волнах приливов-отливов – с ее умением вдруг лукаво затихнуть, отодвинуть, казалось бы, неминуемый финал к тому мигу – вот дьявольщина! – когда, как бы слетая с катушек, она «отваживалась» вдруг совсем все себе позволить, да так виновато смущалась потом, что каждый воображал, что так отвязалась она только с ним…

Увлекли эти игры ее настолько, что теперь она уже и сама просила отпустить ее «встряхнуться», разумеется, только со знакомцами Рыжюкаса и только по его рекомендации. Что тоже стало их совместным кайфом.

С каким же трепетом он ожидал минуту, когда щелкнет дверной замок, и она появится – разгоряченная, по-детски счастливая от только что полученных похвал и «премий». А дальше – «исповедь блудницы». Когда до мельчайших подробностей они вдвоем смакуют и уточняют все нюансы Порочного Священнодейства… Это было его главной придумкой и ни с чем доселе не сравнимой игрушкой. Короче, подарок судьбы на самом закате. Когда безудержность уже уступает место лености, и хочется уже не физкультурных упражнений со сменой поз, а расслабленной неги… Он все и давно испробовал – и сверху, и снизу, и спереди, и сзади, и вдвоем, и втроем, и хрензнаетвсколькером, и так, и разэдак – и был уверен, что ничто неизведанное его впереди уже не ждет… А тут вдруг совсем новое, иное – без всяких любовных слюней, но и без опостылевшей жеребятины, без всякой напруги, да так увлекательно и аристократично…

8

Погружение в новые игры было настолько глубоким, что вскоре Рыжюкас окончательно размяк.

Он взял ее на работу в свое издательство, она неплохо справлялась, сразу заполнив собой эту нишу и стремясь стать незаменимой. Он и оглянуться не успел, как она с поразительной легкостью сумела оттеснить всех его подружек. Проявив при этом столько решимости и женского лукавства, что он покорно смирился. Вытолкала, разогнала их всех и приучила его к заполненности только ею. Так что, затевая бизнес в Вильнюсе, он, не задумываясь, взял ее с собой – помощницей она была и правда первоклассной.

Последняя Жена и преданный друг подробностей не знала, но сразу почувствовала, что он попался. До его постельных забав ей уже дела не было, но она безошибочно учуяла опасность:

– Смотри, привыкнешь. Попадешь в зависимость – погибнешь…

Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы в этом убедиться.

9

Как только он попробовал учить Последнюю Любовницу не для кого-то, а для себя, чтобы в полной мере воспользоваться плодами своих уроков, его Система пошатнулась.

«Вольная натаска», поводок – они оказались вовсе не такими надежными, как ему представлялось. И вместо покорности преданной «собачки» вдруг проявились ее норовистость, вздорность и, конечно же, требовательность, которая стремительно возрастала.

Даже им самим придуманная игра в оплату ее массажных услуг, на чем он настаивал, обернулась для него нервотрепкой и унижением. За эксклюзивный массаж на стороне ей охотно платили, причем все больше (речь о тысячах), и уже гораздо больше, чем мог себе позволить он.

Рыжюкас напрягся. Он начал выкладываться, опустошая все свои запасы и понимая, что надолго его не хватит. А она заглатывала корм и требовала все больше, все меньше давая взамен.

Сеансы массажа у них происходили все реже и реже, а рабочие обязанности в его бизнесе ей все сложнее стало выполнять – из-за занятости на стороне. В ссорах она легко одерживала верх, стоило ей только в ответ на его претензии «сгоряча» или «в сердцах» заикнуться о готовности все прекратить.

Это еще не было прямым шантажом, но ее капризы и стремительно возрастающие притязания напомнили ему сказку о золотой рыбке.

10

Всю жизнь он всем им себя предлагал, зачастую буквально навязывая свою заботливость и придумывая услуги, оказывать которые он считал нужным. Но только до тех пор, пока от него не начинали чего-нибудь требовать.

Тут он сразу выходил из себя. Он не желал зависеть от чьих-то прихотей. Всегда завидуя тому, как гениально и просто Пушкин вскрыл природу их возрастающих притязаний – всех этих старух-молодух. «Не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть…»

Лет пятнадцать назад он был готов навсегда поссориться со своей вздорной старшей дочерью, когда та, что-то от него потребовав, бросила: «Не забывай, что ты мой отец, ты передо мною виноват, и ты должен…»