Давайте, девочки

Рыжего отвалили, это понятно, они всегда грызутся, он ведь при ней вместо клоуна. Но следом послали Сюню выяснить, в чем дело. Так она и ему заявила, что просит их не компостировать ей мозги. И попросила передать (раз он такой «парламентер»), что сразу после школы она выходит замуж за маминого приятеля, который работает с мамой на почтамте: очень даже интеллигентный человек, во всяком случае, «представительный».

Такое нельзя оставлять безнаказанным.

– Может, разбежались, а?.. – сказал Витька-Доктор, зябко поежившись. – Сыро ведь… Ну не смог человек – Завтра мы ее и в школе увидим… Все уже дрыхнут в такой дождь…

Вокруг действительно никого не было. Все уже спали. В этом городе рано укладываются в дождь. Вечером в хорошую погоду все совершают моцион, а в плохую – как вымирают.

– С твоим характером, Доктор, только носки с покойников снимать, – угрюмо сказал Мишка-Дизель. И спросил, как скомандовал: – Пошли?

6

Махлин-Хитрожоп, подхватив у подъезда мокрого котенка, вручил его Мишке-Дизелю. Тот бесцеремонно раскорячил коту задние лапы и компетентно констатировал: «Сука». Дыхнув на «девочку» прокуренными легкими, он сунул котенка за пазуху. Махлин заскочил к Сюниной тетке, неизвестно, что он ей наврал, но вышел с семиструнной гитарой. У инструмента, правда, были оборваны четыре струны, зато на корпусе кто-то выжег паяльником туземца в плавках под пальмой, море и солнце.

Они уселись на корточки у Ленки под окном; моросил дождь, а Витька-Доктор на трех оставшихся струнах пытался подобрать аккорды к арии тореадора из оперы «Кармен».

Махлин с Дизелем подсадили Рыжука, и он закинул котенка в Ленкину форточку, тот вцепился в занавеску и истошно замяукал.

– То-ре-а-дор, сме-ле-е-е в бой… – затянул Сюня не своим голосом.

– То-ре-а-дор, тореадор… – включился нестройный мужской хор.

В форточку высунулась Ленкина мамаша в ночной рубашке и попросила:

– Ребята, прекратите, пожалуйста, хулиганить под окнами.

Но жалостливые нотки в голосе ей не помогли. Жалость вообще унижает человека. Тем более что она могла бы и поздороваться. Конечно, если бы в окно царапался тот «представительный почтальон», она бы с ним поздоровалась.

– Мы не хулиганим, а музыкально образовываемся, – вежливо объяснил Махлин-Хитрожоп. – У нас, может быть, репетиция, – добавил он обиженно.

– Заберите хотя бы вашего кота.

– Это не кот, а кошечка. Мы подождем, когда она вырастет и поймает у вас всех мышей.

– То-ре-а-дор, смелее в бой, сме-ле-е-е в бой… – блеял Сюня, который никогда не был в опере и поэтому не знал остальных слов.

– Это безобразие – шуметь под окнами в два часа ночи.

Мишка-Махлин только этого и ждал:

– Сейчас половина двенадцатого. До двух поиграем и уйдем.

– Гене, пожалуйста, уведи своих хулиганов. Или я вас водой оболью…

– Горячей или холодной? – поинтересовался Витька-Доктор, перестав лупить по струнам. – Меня мама всегда в горячей воде купает.

– Лены, между прочим, нет дома, – почувствовав интеллигентскую слабинку в голосе будущего врача, мамаша попыталась слукавить.

Это пусть она не свистит. Ленка наточняк дома. Лежит, небось, в углу кровати, накрывшись с головой одеялом…

– То-ре-а-дор, то-ре-а-до-р-р… – мстила за измену гитара с оборванными струнами.

7

Маленькая позвонила снова, и, как обычно, начала не здороваясь, будто продолжая разговор:

– Слушай, а ты меня хоть сколько-нибудь ценишь? Или у нас все просто так?

Он засмеялся. У них что – телефонный роман?

В это время связь прервалась. Ну и ладно, подумал он.

К своему удивлению, он заметил, что довольно часто о ней думает. Это – пусть бы, но вот и ход его воспоминаний начинал зависеть от ее звонков и даже как-то направляться ими… Работе это, наверное, мешало, если, конечно, можно назвать работой его прогулки по городу и бесцельное перелистывание рукописи.

Через полчаса телефон зазвонил снова.

– Сударь, я вас не очень отвлекаю? Я тут вот все никак не пойму, почему ты мне не ответил, – голос в трубке щебетал весело, как магнитофон на перемотке: она спешила доразобратъся. – Просто так у нас все было или не просто так?.. Я имею в виду, конечно, тебя, потому что, если для тебя все это было просто, то зачем я тебе морочу голову и прочие предметы?.. Так что признавайся!.. Раз, два… Учти, я считаю до трех… Два с половиной…

– Признаюсь! – Рыжюкас охотно подхватил ее тон.

Он вообще любил, когда девицы стараются. Задают настроение, выстраивают разговор поинтереснее. Он всегда их этому учил, впрочем, он и сам обычно продумывал начало любого телефонного звонка.

– Я признаюсь вам, сударыня, что в любви… Я никогда и ни с кем еще не объяснялся.

– Как это? Ты ведь три раза женился…

Когда это он успел ей столько всего насообщатъ?

– Представь себе, как-то ухитрялся обходиться без розовых слюней и возвышенных признаний…

– Всегда-всегда?

– Кроме первого раза. И то не вслух. Но женитьбой там и не пахло.

– А как пахнет женитьба, товарищ писатель? – она его подловила на слове. Это ему тоже понравилось: слух у девочки есть. Хотя достойный ответ сразу и не придумался.

8