Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Сейчас на повестке дня непримиримая каждодневная борьба с троцкистской оппозицией, которая вновь пытается сделать ставку на молодежь, противопоставить ее старой, проверенной гвардии большевизма. Но за последние годы зарубежные секции КИМа достигли известной политической зрелости и не склонны клевать на троцкистскую приманку. Вот что произошло, например, в Бельгии. Там, оказывается, на пленуме Центрального. Комитета партии голоса разделились поровну: тринадцать человек голосовало за резолюцию троцкистов и тринадцать — против. А в комсомоле все члены ЦК, кроме одного, высказались за линию Коминтерна и против троцкизма. Им угрожали: смотрите вы, желторотые, неподчинение партийной дисциплине может кончиться для вас плохо! Но ведь была еще и другая дисциплина, по отношению к Коминтерну, безоговорочно осудившему троцкистско-зиновьевскую оппозицию с ее залихватски революционной фразеологией и оппортунистической практикой. И бельгийские комсомольцы выступили за Коминтерн, против теперешнего руководства своей партии.

— Ты как считаешь, правильно поступили наши бельгийские товарищи? — внезапно спросил меня Шацкин. — Ведь неподчинение партийной дисциплине неизбежно приводит к анархии и распаду.

— Конечно правильно! — воскликнул я. — Коминтерн — это… это же все партии мира! Коллективный разум революции. Ее штаб… И… и почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Надо же мне знать точку зрения будущего кимовца, — сказал Шацкин и, прищурив грустный карий глаз, посмотрел на меня озорным зеленым.

— Вот если бы и Дорио стоял на позициях этого юноши, — вздохнул Шюллер.

— Дорио. Постойте… Это Жак Дорио? — спросил я.

Шюллер кивнул головой.

— Так ведь я его немного знаю, — обрадованно говорил я. — Он приезжал в Тулу вместе с Грамши, как делегат Четвертого конгресса Коминтерна. Я тогда учился на рабфаке. Они и у нас в гостях побывали. А что же случилось с Дорио?

— Ты спрашиваешь, что с ним случилось? — Шацкин строго свел прямые брови и задумчиво постукал пальцами по краю стола. — Самое страшное, что может случиться с коммунистом. Он больше не верит Коминтерну, не верит, следовательно, и Ленину. Верит исключенному из партии Троцкому.

— И некоторые пылкие головы во французском комсомоле тянутся за ним, — добавил Шюллер. — Дорио сейчас… как это говорится… делает хорошенькое лицо при плохой, совсем плохой политической игре.

И тут Дорио, высокий, краснолицый, с несколько развинченными жестами, в тяжелых темных очках, отчетливо возник в моей памяти. Громким, чуть хрипловатым голосом опытного трибуна он громил Фроссара за его подрывную деятельность во французской компартии. А потом и сам… Вот уж действительно оборотень!

Как бы подслушав мои мысли, Шацкин сказал:

— Да, Жак Дорио — зловещая фигура. Он авантюристичен и адски честолюбив, а это как раз те темные струны души, на которых умело играет Троцкий. Но довольно о нем… Тебе, Муромцев, надо прежде всего понять, что нет и не может быть единой схемы деятельности наших зарубежных организаций. И для легальных и для нелегальных союзов боевые задачи ставятся конкретной обстановкой в стране. Вот, к примеру, Италия. Там за последние десять месяцев арестовано более восьмисот комсомольцев. Мы подсчитали: активист в Италии работает в среднем три-четыре месяца, а затем попадает в лапы фашистской охранки — ОВРА. Значит, надо исключительное внимание обратить на постановку нелегальной работы. Использовать богатейший опыт большевистского подполья в России. Быть бдительными и беспощадными к провокаторам, засылаемым в наши организации, но ни в коем случае не поддерживать террористические настроения некоторых наших товарищей, всё еще оглядывающихся на Бордигу[1]. Понимаешь, индивидуальный террор — это уже эсеровщина и ничего общего не имеет с коммунизмом!

Я напряженно слушал. Боялся пропустить хоть одно слово. И томился и нервничал от сознания, что вся моя «теоретическая подготовка» — прочитанные статьи и брошюры — на поверку, оказывается, мало чего стоит. Легальные и нелегальные условия еще не определяют характера комсомольской работы. И во Франции и в Бельгии комсомольские организации не запрещены. А характер деятельности у бельгийских ребят имеет свои особенности. Ну что, товарищ теоретик, приуныл? Вот то-то и оно!

И тут я вспомнил, как четыре года назад пошел записываться в кружок бокса. Прочитав предварительно толстую книгу «Английский бокс», не говоря уже о «Мексиканце» и «Звере из бездны» Джека Лондона, я запросто рассуждал о преимуществе короткого «кроше» над размашистым «свингом» и многократно проводил чистые нокаутирующие удары в подбородки моих воображаемых противников.