Давай поженимся

– А я и не спешил. Это началось ранней весной, а любил я ее уже годы. Мне не нужна была постель, чтобы полюбить ее. Хотя это тоже способствовало. Послушай, Руфь. Не пытайся сбросить эту женщину со счетов. Она не дура, и она не гадючка. Она не сказала ни одной гадости про тебя – она очень о тебе тревожится. Когда стало ясно, что мы зашли слишком далеко, она попыталась порвать, но я удержал ее. Не она, а я настаивал на продолжении отношений. Она – моя. Она всецело принадлежит мне – у нас с тобой никогда так не было. Мне трудно это объяснить, но когда я с ней, я главенствую. А когда я с тобой, мы на равных. – И он проиллюстрировал это, вытянув два длинных пальца.

Почему он устраивает ей такую пытку? Почему просто не уйдет? Почему пытается заставить ее сказать “уходи”? А она ему в этом отказывает. Отказывает своим молчанием. Если поступаешь, как мужчина, так и будь мужчиной. Смотри на вещи реально.

– Желаете кофе и десерт?

Интересно, подумала Руфь, давно ли стоит возле них официантка. Сухопарая женщина всем своим весом опиралась на спинку стула, словно хотела облегчить боль в ногах, и с выражением уставшей матери смотрела на них сверху вниз. Ее поза как бы говорила о том, что в этом их разговоре нет для нее ничего необычного.

– Только кофе, пожалуйста, – сказал Джерри, взял салфетку с колен и, сложив ее, каким-то удивительно мягким, легким жестом опустил на стол возле своего бокала: он уже облегчил душу, избавился от бремени. Но в этом бремени, которое он переложил на нее, Руфь тотчас почувствовала непонятные острые углы.

– Она прилетела в Вашингтон второй раз без твоего приглашения?

– Так точно. – По лицу его видно было, как он этим польщен. – Я умолял ее не приезжать. Ради ее же безопасности.

– Ну и сука.

Он взглянул на жену настороженно, с надеждой.

– Зачем ты так?

– Она – сука. Я всегда это считала. Какая женщина стала бы тебя так преследовать, когда у тебя трое детей.

– Да, в общем-то, она меня не преследовала. Скорее, сбежала ко мне. И вовсе она, золотко, не сука, она хорошая женщина, которая не может понять, почему она должна быть несчастной. Она совсем, как ты. Во многих отношениях совсем-совсем, как ты.

– Благодарю. По-видимому, ты считаешь это комплиментом.

– Если это комплимент, то прими его – вот мой совет.

– Я буду с ней говорить.

– Господи, зачем? – Джерри переложил салфетку по другую сторону тарелки. – Что ты ей скажешь?

– Понятия не имею. Что-нибудь придумаю.

– Все, что ты способна сказать Салли, она себе уже сказала.

– Тогда, возможно, ей интересно будет услышать это от кого-то еще.

– Слушай, ты. Я не дам эту женщину в обиду. И если мне придется жениться на ней, я женюсь. Ты этого хочешь?

– Я не хочу, чтоб ты на ней женился, нет. Этого ты хочешь. Верно?

Он медленно произнес:

– Верно.

Это минутное колебание позволило ей дотронуться до его руки. Он руки не убрал. На двух пальцах, которыми он обычно держал перо, были чернильные мозоли.

– Разреши мне поговорить с ней, – сказала Руфь. – Я ничего не скажу Ричарду. Я не буду ни кричать, ни вопить. Но это важно. Женщины могут сказать друг другу такое, чего мужчины за них никогда не скажут. Я знаю, что она не сука. Она мне нравится. Я уважаю твою любовь к ней. И понимаю: тебя потянуло к ней, потому что... я не во всем устраиваю тебя.

Хотя он и отнял у нее руку, она почувствовала, что он смягчился; она увидела, как он откинулся на стуле, явно довольный тем, что Руфь с Салли утрясут все между собой и тем самым избавят его от необходимости принимать решение. Подали кофе. Вокруг них – теперь они это заметили – шло непрерывное коловращение разговоров, а благодаря этим разговорам вращался и мир. И они с Джерри, прожив многие годы вместе, словно дети под надзором невидимых родителей, сейчас заговорили друг с другом, как взрослые. Прежде чем встать из-за стола, Джерри спросил ее мягко, но официально:

– Ты хочешь, чтобы я убрался сегодня же? Ответ слетел с ее губ так быстро, так инстинктивно, что это не могло быть решением:

– Конечно, нет.

– Ты уверена? Так было бы порядочнее. Я ведь ничего не могу тебе обещать.

– А куда ты переедешь?

– В этом-то вся и закавыка. В Нью-Йорк?

– Ты же знаешь, что не можешь спать в отелях. Не дури. Ты что, хочешь непременно уйти от меня сегодня?

Он подумал.

– Нет. Вроде бы нет.

– Она сейчас, скорей всего, где-нибудь на вечеринке с Ричардом и все равно не может быть с тобой.

– Я бы ее и не стал звать. Мне надо сначала порвать с тобою.

– Что ж, детям все объяснить должен ты. И туг я тебе не завидую.

Он внимательно изучал клетки на скатерти, словно ткань могла подсказать ему ответ. И все водил и водил безымянным пальцем левой руки вокруг одной из клеток. Когда они поженились, Джерри отказался носить обручальное кольцо из опасения, сказал он, что будет все время вертеть его.

– Давай пройдемся по пляжу.