Девушка расстегнула сумочку и достала портативный фотоаппарат - “ФЭД”, кажется. Длинные пальчики принялись колдовать с настройкой выдержки и дальности.
Никогда не знакомлюсь “на улице”. Считаю это не совсем приличным и не хочу выглядеть в глазах девушек банальным уличным приставалой. К тому же, с женским полом у меня вообще достаточно сложные отношения. Я больше люблю свободу и романтику. А женщины, которые встречались на моем жизненном пути, все как одна были сторонницами семейного практицизма с обязательными печатями в паспорте. Поэтому отношения с подругами раньше или позже приходили в состояние взаимного критического противоречия.
Но в этой девушке у фонтана было столько света, нежности и одновременно какой-то домашности, что я в одно мгновение пересмотрел свои воззрения на уличные знакомства.
- Девушка, хотите, сфотографирую вас у фонтана?
Ее хрупкие плечики вздрогнули, она стремительно повернулась ко мне. Пшеничные ресницы взлетели вверх. Я мог бы дать голову на отсечение, что в зеленовато-голубых глазах мелькнуло безмерное удивление. Словно она ожидала увидеть кого угодно, но только не меня.
- Хотите, я вас сфотографирую? - повторил и похвастал, вворачивая комплемент:
- Получится настоящее произведение фотоискусства!
Она улыбнулась. Я всегда считал выражение “солнечная улыбка” литературным штампом, но в тот момент понял, что есть штампы, от которых вовсе не стоит избавляться. Улыбка девушки и в самом деле оказалась мягкой, доверчивой, доброй и - да, да! - именно солнечной, теплой и лучистой, словно весь свет небесного светила вдруг снизошел на землю и сконцентрировался на ее лице.
- А вы сумеете? - Смех прозвучал веселым звоном колокольчика.
- Конечно, сумею! Я иногда фотографирую, чтобы проиллюстрировать свои статьи. Вполне профессионально получается.
- Вы журналист? - Она окинула меня заинтересованным взглядом.
- Работаю в газете, - кивнул я.
- Наверное, какая-нибудь заводская многотиражка? - с легкой поддевкой предположила она. В глазах играли шаловливые искры. - А вы в ней и главный редактор, и журналист, и фотокор?
- Обижаете, - я достал из кармана редакционное удостоверение:
- Журналист “Советских Известий”.
Конечно, с моей стороны этот жест был явным мальчишеством и дешевым фанфаронством, но я вложил в него хорошую порцию юмора - шаркнул туфлей по асфальту и энергично кивнул головой:
- К вашим услугам!
Она приняла правила затеянной игры, взяла из моих рук удостоверение, раскрыла его и прочитала:
- Луганцев Мартын Андреевич.
- Ваш покорный слуга! - продолжил гримасничать я.
Она вернула мне редакционное удостоверение и протянула ладонь:
- Инга Лаукайте.
Наверное, она рассчитывала на простое рукопожатие, но я подхватил пальцами ее ладошку, поднес к губам и поцеловал.
- Старомодно, фамильярно, но чрезвычайно приятно, -она рассмеялась. Заглянула мне в лицо и, картинно нахмурив светло-русые бровки, строгим голосом сказала:
- Сейчас оценим ваш профессионализм, Мартын Андреевич...
- Можно просто Мартын, - поспешно вставил я. - Или даже Март!
- Ладно, Март из мая, - ее глаза смеялись. - Держите фотоаппарат. Попробуйте выбрать правильный ракурс и освещение для съемки. Кстати, имейте в виду: я -фотохудожник!
- В самом деле? - опешил я. Так-с, ухажер Луганцев, кажется, тебя сейчас посадят в лужу.
- Сомневаетесь? - Теперь Инга изобразила на лице легкую обиду. - Удостоверения у меня с собой нет, но можете поверить на слово: годичные курсы фотомастерства и три года очень неплохой практики! Итак, вы готовы к ристалищу, рыцарь?
- Слушаюсь и повинуюсь, принцесса! - Я почувствовал себя на седьмом небе.
Мы еще долго дурачились около фонтана, фотографируя друг друга. Инга приняла на себя роль строгого мастера, а я -неловкого и неопытного подмастерья.
А потом пригласил ее пообедать. Мы побродили по аллейкам ВДНХ и, в конце концов, нашли уютное кафе.
Инга родилась в Латвии. Во время войны ее родители участвовали в антифашистском подполье, попали в руки гестаповцев и были расстреляны. Четырехмесячную девочку чудом - за несколько часов до ареста матери - успела забрать к себе мамина сестра.
После освобождения Прибалтики советскими войсками, Инга восемь лет жила у тетки в Риге. Но в августе пятидесятого госбезопасность разглядела в скромном библиотекаре из городской библиотеки матерого “врага народа”. Тетка получила четвертак и сгинула где-то в колымских зонах. Первоклассницу Ингу отдали в детский дом. В пятнадцать лет перед ней раскрыло двери фабричное училище - советское государство решило, что из юной Лаукайте выйдет хорошая швея-закройщица. Государство ошиблось. На швею Инга действительно выучилась и даже отработала положенные три года после распределения на фабрике, где шили нижнее белье. Но потом круто изменила свою судьбу. Инга Лаукайте поступила в Рижский университет на факультет математики.
- Почему именно математики? - удивился я. Как-то не вязались в одно целое интегралы и производные с обликом этой веселой и жизнерадостной девушки.