Дату смерти изменить нельзя

– Но каким образом вы меня вычислили?

– Скажи спасибо своей ленивой секретарше с Лубянки.

– У меня нет секретарши, – возмутился Бондарь.

– Значит, это была секретарша твоего босса, – удовлетворенно заключила Лиззи. – Такая секретная организация, как ваша, не должна заказывать авиабилеты по телефону.

– В ЦРУ прослушиваются наши телефоны?

– По мере возможности. Точно так же, как вы контролируете наши звонки, когда имеете доступ, не так ли?

Бондарь ударил кулаком по смятой постели. Ну конечно! Американцы выяснили, что сведения, изложенные в письме, поручено проверить оперативному отделу ФСБ. Один из сотрудников отдела срочно вылетел во Владивосток, где происходила возня вокруг пресловутых атомных бомб. Даже участковому милиционеру под силу сопоставить и увязать столь красноречивые факты. Это сделали и спецы из Центрального разведывательного управления. Но не водят ли Бондаря за нос? Не провокация ли готовится с подачи американцев?

Он повернул голову к Лиззи и провел пальцем по ее лицу, повторяя очертания профиля. Движение было преисполнено нежности, которую Бондарь сейчас не испытывал. Тон капитана был обманчиво-равнодушен, когда он начал готовить почву для контрольного вопроса, обдуманного еще ночью:

– Как ты считаешь, Лиззи, мы на верном пути?

– О, да, – пробормотала зажмурившаяся американка. – Ночь без сна делает утренний секс умопомрачительным. Мы на верном пути. Продолжай в том же духе, Женя.

Рука Бондаря замерла там, где ее застала реплика. Под ладонью ощущалось участившееся биение сердца. Чужого сердца, хранящего немало тайн, некоторые из которых представляли для капитана ФСБ профессиональный интерес. К ним-то он и подбирался, когда произнес:

– Не торопи события, Лиззи. Сначала давай определимся в наших отношениях.

Американка уставилась на Бондаря с широко открытыми глазами:

– Разве мы не определились?

– Я имею в виду наши конторы. – Терпению и настойчивости Бондаря позавидовал бы любой преподаватель, толкующий с туповатым учеником. – ЦРУ и ФСБ. Вы оказываете нам содействие? Или противодействие?

– А как ты сам думаешь? – поинтересовалась Лиззи, чуть ли не мурлыкая от прикосновений ласкающей ее руки.

– Я подозреваю подвох с вашей стороны. Письмо не вызывает у меня доверия. – Перевернувшийся на живот Бондарь изобразил недоумение. – Странное оно какое-то. Может быть, наши специалисты неправильно перевели текст?

Задав этот вопрос, он внутренне напрягся. Если американка говорила правду, то в ЦРУ получили точную копию послания, с которым ознакомил Бондаря полковник Роднин. На русском, а не на английском языке. Что скажет на это Лиззи?

Она выдержала экзамен с честью. Приподнявшись на локтях, с обидой посмотрела на Бондаря:

– Хватит меня ловить, Женя. Письмо было написано по-русски. Могу процитировать наизусть. – Лиззи наморщила лоб. – Руководству ФСБ России. Срочно. Обращаюсь к вам, чтобы предотвратить готовящееся преступление. Надеюсь, вы отнесетесь к моему сообщению со всей значительностью…

– С ответственностью.

– Верно. Продолжать?

– Не надо. – Бондарь перекатился на спину и уставился на потолок. Было уже довольно светло. За окном все громче звучали птичьи голоса, время от времени шумели проезжающие мимо гостиницы машины. Владивосток просыпался, тогда как Бондарь бодрствовал через силу. Он устал от близости американки. Ему хотелось выставить ее из номера и остаться одному. Завод заканчивался. Это было тем более обидно, что до сих пор работа велась вхолостую. Каких конкретных результатов добился Бондарь? Не об оргазмах же американки рапортовать в Москву? Трибунала, конечно, не будет, однако строгого дисциплинарного взыскания не избежать. Как же вести себя дальше? Известить Роднина о происках ЦРУ или продолжать действовать на свой страх и риск? И как быть с американцами? Нейтрализовать их? Смириться с их присутствием? Тогда встреча с информатором пройдет под их присмотром, а это поставит задание под угрозу срыва.

Ну и головоломка! Бондарю казалось, что он увяз в трясине. Чем больше совершаешь телодвижений, тем сильнее увязаешь. Трясина серая – под стать рассвету. Вокруг ни души. Лишь деревья безмолвно тянутся к небу, растопырив уродливые обрубки пальцев. И безжизненный голос звучит над пустошью, монотонно причитая:

– Женя… Женя… Женя…

Вскрикнув от напряжения, Бондарь вырвался из болота и увидел Лиззи, склонившуюся над ним. Зыбкая граница между сновидением и явью просуществовала еще доли секунды, чтобы бесследно растаять в зашторенной комнате.

– Задремал, – хрипло покаялся Бондарь.

– Извини, что разбудила, – сказала Лиззи. – Но так надо. Я должна сказать тебе самое важное. – Она кивнула на мобильный телефон Бондаря. – Трубка разрядилась, и теперь нас никто не слышит. Сейчас ты узнаешь все. Надеюсь, ты не забыл, что я тебя люблю?

Бондарь лишь досадливо поморщился. Ему было неприятно, что он оставил телефон включенным. И ему вовсе не хотелось выслушивать романтические бредни американки.

– Давай спать, – предложил он. – Наобщались уже. На сегодня хватит.