Даша Птичкина и ее друзья

О Мишке писали Смолтаунские газеты. Его называли вторым мальчиком с Луны. Мишка спросил в таверне, кто это — мальчик с Луны. Оказалось, был на острове такой чудо-певец много лет назад. И это был тоже, как гласило предание, светловолосый маленький мальчик. Так что Мишка даже на него похож.

Тот мальчик, по легенде, взялся невесть откуда. Предполагали, что с Луны, а он особо не спорил. Поэтому и остался на века в истории как мальчик с Луны.

И вот на остров опять приезжает чудо-певец — и снова один, без взрослых. И так же, как тот средневековый мальчик, он не может объяснить, откуда взялся. Ни дать ни взять — второй мальчик с Луны. И поет, должно быть, не хуже того, первого. В самом деле, можно ли петь лучше Мишки?

За пение потомки храбрых пиратов и гости острова каждую ночь набивали Мишкины карманы золотыми монетами. И вскоре большая часть денег пересыпалась в карманы дяди Джо, который, между тем, не переставал хвастаться знакомым, что именно у него на участке гостит второй мальчик с Луны. И что он, старый Джо, любит его как родного сына.

Поди пойми их, этих взрослых, думал Мишка. Не стоит и пытаться.

Сам-то он вовсе не считал себя каким-то необыкновенным. Поёшь — ну и поёшь… Он же всю жизнь поёт.

Вот Дашка — это да.

Наверно, в каждом классе может оказаться кто-нибудь, умеющий делать чудеса. Другое дело, что остальные могут не подозревать об этом. Но у болтушки Дашки разве получалось когда-то что-то скрыть? А то, что он все-таки пыталась утаить от всех, можно было без труда узнать из ее тетрадок со стихами.

Глава 4. Чася

Даша проснулась в тесноте палатки. Вокруг нее дышали, сопели и даже вскрикивали изредка во сне. Было душно. Ползком она выбралась на воздух. В сером небе висели бледнеющие звезды. Море дышало тихо и размеренно, как дышат, когда спят.

Выходит, это не сон и она действительно прыгнула в странное отверстие — у себя дома под столом? Друзья пришли и стали уговаривать ее. Она согласилась…

— Да, вот это номер, — сказала Даша вслух. — Назад-то как теперь? Эх, попадет же нам…

Светлело. Дашка увидела маленькую фигурку, бредущую вдоль воды. «Наверно, Мишка идет с работы», — подумала она.

Но это был не Мишка. Фигурка приближалась, и вскоре Даша разглядела, что это какая-то маленькая девочка, хлюпающая носом и размазывающая слезы на ходу.

Подойдя вплотную в Даше, девочка уткнулась опухшим личиком ей в майку и заревела с новой силой.

— Ну, ну, хорошая, не плачь, — стала успокаивать ее Даша. — Пойдем, я дам тебе банан. А после мы разыщем твою маму…

Даша всегда хотела, чтобы у нее была маленькая сестренка. Собрав все силы, она подняла девочку на руки. Малышка уткнулась мокрым носом теперь уж ей в затылок и уснула раньше, чем Даша дотащила ее до палатки.

Утром ребята в удивлении разглядывали гостью. Девочка была пухленькая, бледная. Она ничуть не походила на местных ребятишек, день-деньской бегавших в трусиках по острову.

— Как тебя звать? — допытывались они.

Но девочка была еще слишком мала, чтобы суметь назвать им свое имя.

— Чася, — отвечала она.

— Катя? — переспрашивали дети.

— А может, Саша?

— Наташа?

— Настя?

Но девочка каждый раз мотала головой и снова повторяла:

— Чася…

— Не слышали, никто на острове не потерял такую маленькую девочку? — спросили наши друзья у дяди Джо, когда тот явился к ним за арендой платой.

— Нет, не слыхал, — ответил он. — Да и вас тоже, кажется, никто не ищет. Дела…

Чувствовалось, что старик совсем не против выяснить, откуда взялись на его участке постояльцы, кто должен их искать и почему не ищет до сих пор. Кое-как дети перевели разговор на какую-то другую тему.

Малышка осталась с ними — куда было ее девать? Дашка не отходила от нее. Сама вечно лохматая, с торчавшими вихрами, она готова была каждое утро причесывать девочку, а вечерами, перед сном, петь колыбельные. Девочка быстро освоилась среди старших детей. И никто не думал здесь ее искать. Так же, как, впрочем, и всех остальных.

С утра до ночи они купались в море. Пытались ловить рыбу, но рыба не клевала — и с этим скоро все смирились, кроме Генки. Тот готов был часами просиживать на берегу с удочками. Их он сделал сам и теперь каждый день пытался как-нибудь усовершенствовать.

Он даже забывал поесть, когда начинал колдовать над своими поплавками и грузилами. И отрывался от них, только когда остальные звали его играть вместе с обезьянами в мяч.

Мячом могло служить все, что угодно, например, крупный апельсин или кокосовый орех. Или свернутая комком чья-то рубашка. Обезьяны тут же осваивали новые игры.

«Так бы жить и жить, и ничего тебя не нужно», — вздыхал иной раз Генка. Ему не давала покоя мысль, что кто-то может его здесь отыскать.