Дары зингарцев

- Так-то теперь платят в Зингаре за постой? - раздался над ним знакомый голос. Теперь в нем не было и тени дружелюбия. Но и злобы, против ожидания, тоже не было в нем - одно лишь безграничное презрение. - И если таковы нынче в Кордаве принцы, каковы же ваши разбойники?

- Пус-сти... - прохрипел, выгибаясь, Римьерос. От боли у него все плыло перед глазами, он явственно слышал, как хрустят, выворачиваясь из суставов, его кости.

Конан выпустил его руку и от души пнул в тощий оттопыренный зад, обтянутый лиловыми бархатными штанами.

Принц кубарем покатился по траве. Киммериец сделал шаг в сторону и подобрал свой меч.

- Ты и в самом деле думал, что я буду храпеть и ждать, пока ты соизволишь отправить меня прямиком на Серые Равнины? - поинтересовался он. Принц, стоя на четвереньках, молчал, тяжело дыша. Рот его был черен, лицо перепачкано.

- Если ты вернешь мне нож, я буду драться с тобой ножом, если не вернешь - перегрызу горло! - сказал он наконец, все еще хрипя.

- Дра-аться? - искренне удивился Конан. - Мне - с тобой?

Недобрая улыбка искривила его губы, когда он шагнул ближе к принцу. Сталь тонкого палаша с шипением вылетела из ножен, и Римьерос отшатнулся, ожидая, что его сейчас попросту зарубят на месте, но еще нашел в себе силы выкрикнуть:

- Ублюдок! Киммерийский козел, жрущий вонючую козлятину! Дай мне оружие, и я...

- Обойдешься, щенок, - процедил сквозь зубы Конан и наотмашь хлестнул его гибким клинком по спине. - Убирайся! Убирайся с глаз моих, не то, клянусь Кромом, я тебя так разукрашу, что не узнает родная мать-королева!

И сталь снова опустилась на спину принца, срезав на лету прядь всклокоченных длинных волос.

- Прочь!

Пунцовый от стыда и злости, Римьерос еле увернулся от нового удара, перекатился через плечо и скрылся в кустах. Там он вскочил на ноги и, отбежав на почтительное расстояние, крикнул, потрясая кулаками:

- Ты мне за это заплатишь, пожиратель козлятины! Моя плоть священна, за меня отмстит сам Митра, покровитель нашего рода! Тебя пожрет зловонная пасть Нергала, ты...

Конан сплюнул и сделал шаг в сторону Римьероса. Тот незамедлительно повернулся и исчез за деревьями.

- Ну и мокрица, - пробормотал киммериец, снова укладываясь у костра. - Надо было распороть ему рот от уха до уха, чтобы разевал его еще шире... Сразу видно, что никогда не спал на голой земле - не то знал бы, что каждый шаг отдается громом...

Он не слышал, как зингарец подкрадывался по реке, но едва тот вылез на берег, Конан проснулся от гула его осторожных шагов и довольно долго лежал, выжидая, когда учащенное дыхание охотника раздастся над самым его ухом.

До рассвета оставалось еще немного времени, и Конан, следуя мудрой повадке крупных хищников каждую свободную минуту использовать для сна, свернулся под одеялом и заснул, едва успел закрыть глаза.

Глава 2. В пути.

Голубь Тридцать Второй:

"Высокородный принц Римьерос, герцог Лара

своему брату, Кратиосу Третьему, королю Зингары и

правителю Каррских островов.

Государю и брату моему сообщаю, что мы наконец,

после долгих и трудных странствий, вступили в земли

Кхитайской Империи. Погибло еще трое, среди них

достойный рыцарь Роккье да Вейзар. Они упали в

пропасть, оступившись на жутком мосту - я еще

дивлюсь, как сумели мы переправиться по нему, зыбкой

паутиной висящему над пропастью. Сделан он из

особого тростника, растущего только здесь, тростник

этот на диво прочен, так что, завязав лошадям глаза,

мы без труда перевели их по этому шаткому мостику.

Но стоило кому-нибудь из людей глянуть вниз,

балансируя на краю, как он падал ничком, не чувствуя

ни рук, ни ног, и так сорвались мой оруженосец и

помощник негодника Алонно, моего повара. О

последнем я не пожалел бы, а ныне желаю ему вечно

корчиться в когтях Нергала, ибо, пытаясь его

удержать, сорвался и добрый Роккье. Мы не сумели поднять тела

со дна пропасти - но сложили на краю ущелья