Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.)

И римляне не были чужды этому обычаю. В 536 г. во вторую пуническую войну по совету Сивиллиных книг на базарной площади были живьем зарыты в землю два галла и два грека (по мужчине и женщине)[352]. В крайне стесненных обстоятельствах употреблялся обет священной весны. В силу этого обета все, что родится в будущую весну живого, не исключая и людей, должно быть принесено в жертву богам. Убивать, впрочем, детей не решались в историческое время, а давали им вырасти до зрелого возраста и затем выпроваживали их за пределы своего отечества на все четыре стороны. Подобный обет раз сделали и римляне в начале Второй пунической войны (537 г.), ограничив, впрочем, его одними жертвенными животными, и через 21 год действительно исполнили обещанное[353]. Был у римлян и своеобразный ритуальный штрафбат — Devotio: посвящение человека в искупительную жертву за государство. У римлян полководец мог обречь в жертву подземным богам кого угодно из списка воинов, чтобы чрез это отвратить гнев богов от своего войска. Обреченный бросался в самый пыл сражения, и если был убит, это значило, что жертва принята богами благоприятно. Если же он оставался в живых, то вместо него все-таки хоронили изображение человека и над ним приносили очистительную жертву[354].

Язычники и сами со временем начали гнушаться подобными практиками: «Смотри, что ты делаешь, преступный Дамид! Своими словами ты едва не опрокидываешь храмы и алтари богов». — «Не все алтари, Тимокл. Ведь что ж в них дурного, если они полны благовоний и фимиама? Но я увидел бы охотно свергнутых со своих оснований алтари Артемиды в Тавриде, на которых эта дева наслаждалась известными всем жертвоприношениями, радовавшими ее» (Лукиан. Зевс трагический. 44). «Известные всем жертвоприношения» Артемиде — это намек на историю Ифигении…

В Аркадии богу Ликею «обыкновенно» приносили в жертву мальчиков (Августин. О Граде Божием. 18, 17).

«В историческую эпоху здравое чувство Греции победоносно борется с этим страшным пережитком. Где человек заменяется жертвенным животным[355]; где — куклой; где человек остается человеком, но жертвоприношение заменяется окроплением жертвенника его кровью, или же его сбрасывают со скалы, принимая меры к тому, чтобы он был спасен; где, наконец, очень редко, — и это было самым строгим отношением к старине, — для жертвоприношения приберегают присужденного к смертной казни преступника. Все это были так называемые „фармаки“, то есть средства „исцеления“ государства от болезни»[356].

Например: «Некогда в Галлии Крикс и Спартак, люди из низких гладиаторов, назначенные быть очистительными жертвами за римский народ в амфитеатре, убежали…» (Синезий Киренский. О царстве // Полное собрание творений. Т. 1. СПб., 2012. С. 75)[357].

Религиоведы это называют «парадоксальная жертва»: в жертву приносится или асоциальное лицо (пришелец, преступник); или, напротив, лицо общества, отвечающее за связь с богами (царь); или самый грешный, или самый святой (ребенок). Поразительно, но во Христе сошлись все эти черты: Он и Царь, и странник, и преступник, безгрешный агнец…

И все же — было… Было и в Греции, было и на Руси.

Рассказ «Повести временных лет» о том, как Перуна пустили в плавание по Днепру, перестает казаться «разрушением культурных памятников родной старины», если вспомнить, что Перуну еще за несколько лет до года Крещения принесли в жертву христиан: «В год 6491 (983) пошел Владимир против ятвигов, и победил ятвигов, и взял их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: „Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам“. Был тогда варяг один, а двор его стоял там, где сейчас церковь святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришел тот варяг из Греческой земли и исповедовал христианскую веру. И был у него сын, прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий, по зависти диавола. И посланные к нему, придя, сказали: „На сына-де твоего пал жребий, избрали его себе боги, чтобы мы принесли жертву богам“. И сказал варяг: „Не дам сына моего бесам“. Посланные ушли и поведали об этом людям. Те же схватили оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял в сенях с сыном своим. Сказали ему: „Дай сына твоего, да принесем его богам“. И кликнули, и подсекли под ними сени, и так их убили. И не ведает никто, где их положили»[358]. До Крещения Владимира и Руси оставалось пять лет…

Не от жестокости люди приносили столь страшные жертвы — скорее от отчаяния. Слишком далек Бог. Слишком близки боги. И слишком непостоянен у них характер: сегодня помогают — завтра издеваются. И как жест последней надежды люди убивали друг друга перед лицом богов: может, хоть это сделает вас милосерднее…