Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.)

Вот племянница Порфирия Головлева прозревает и понимает, что она сама опустошила свою жизнь. Казалось бы, так естественно было предложить здесь линию, скажем, «Преступления и наказания»: покаяние — обновление — воскресение. Но — нет. Салтыков-Щедрин показывает страшное покаяние — покаяние без Христа, покаяние, совершаемое перед зеркалом, а не перед ликом Спасителя. В христианском покаянии человек кается перед Христом. Он говорит: «Господи, вот во мне это было, убери это от меня. Господи, не запомни меня таким, каким я был в эту минуту. Сделай меня другим. Сотвори меня другим». А если Христа нет, то человек, как в зеркало, насмотревшись в глубины своих дел, окаменевает от ужаса, как человек, насмотревшийся в глаза Медузе-Горгоне. И вот точно так же племянница Иудушки, осознав глубину своего беззакония, лишается последней надежды. Она все делала ради себя, а познав себя, видит бессмыслицу своих дел…

«Пробуждения одичалой совести бывают необыкновенно мучительны. Лишенная воспитательного ухода, не видя никакого просвета впереди, совесть не дает примирения, не указывает на возможность новой жизни, а только бесконечно и бесплодно терзает. Человек видит себя в каменном мешке, безжалостно отданным в жертву агонии раскаяния, именно одной агонии, без надежды на возврат к жизни. И никакого иного средства утишить эту бесплодную разъедающую боль, кроме шанса воспользоваться минутою мрачной решимости, чтобы разбить голову о камни мешка…»

И вывод из такого покаяния один: «„Надо умереть“, — сказала она однажды Анниньке холодно-рассудительным тоном» (так одна беспутная племянница Порфирия Головлева советует другой).

Неправедность такого покаяния видна из второго покаяния, описанного в «Господах Головлевых». На страстной седмице в Великий Четверг, после того, как в доме у Головлева священник читает службу «Двенадцати Евангелий», «Иудушка» всю ночь ходит по дому, он не может уснуть: он слышал о страданиях Христа, о том, что Христос прощает людей, и в нем начинает шевелиться надежда — неужели же и меня он может простить, неужели же и для меня открыта возможность Спасения? И на следующий день поутру он бежит на кладбище и умирает там на могиле своей матери, прося у нее прощения…

Только Бог может сделать бывшее небывшим. И потому только через обращение к Тому, Кто выше времени, можно избавиться от кошмаров, наползающих из мира уже свершившегося. Но, чтобы Вечность могла принять в себя меня, не принимая мои дурные дела, я сам должен разделить в себе вечное от преходящего, то есть — образ Божий, мою личность, дарованные мне от Вечности, отделить от того, что я сам натворил во времени. Если я не смогу совершить это разделение в ту пору, пока еще есть время (Еф. 5, 16), то мое прошлое гирей потянет меня ко дну, ибо не даст мне соединиться с Богом.

Вот ради того, чтобы не быть заложником у времени, у своих грехов, совершенных во времени, человек и призывается к покаянию.

В покаянии человек отдирает от себя свое дурное прошлое. Если ему это удалось — значит, его будущее будет расти не из минуты греха, а из минуты покаянного обновления. Отдирать от себя кусочек самого себя же — больно. Иногда этого смертельно не хочется. Но тут одно из двух: или то мое прошлое пожрет меня, растворит в себе и меня, и мое будущее, и мою вечность, или же я смогу пройти через боль покаяния. «Умри прежде смерти, потом будет поздно», — говорит об этом один из персонажей Льюиса[435].

Хочешь, чтобы Встреча не стала Судом? Что ж, совмести в своем совестном взгляде две реалии. Первое — покаянное видение и отречение от своих грехов; второе — Христа, перед Ликом Которого и ради Которого должно произнести слова покаяния. В едином восприятии должны быть даны — и любовь Христа, и мой собственный ужас от моего недостоинства. Но все же Христова любовь — больше… Ведь Любовь — Божия, а грехи — только человеческие… Если мы не помешаем Ему спасти и помиловать нас, поступить с нами не по справедливости, а по снисхождению — Он это сделает. Но не сочтем ли мы себя слишком гордыми для снисхождения? Не считаем ли мы себя слишком самодостаточными для принятия незаслуженных даров?

Тут впору открыть евангельские заповеди блаженств и перечитать их внимательно. Это — перечень тех категорий граждан, которые входят в Царство Небесное, минуя Страшный Суд. Что общего у всех, перечисленных в этом списке? То, что они не считали себя богатыми и заслуженными. Блаженны нищие духом, ибо они на Суд не приходят, но проходят в Жизнь Вечную.

Явка на Страшный Суд необязательна. Есть возможность ее избежать (см. Ин. 5, 29).

ВИНОВНО ЛИ ХРИСТИАНСТВО В ЭКОЛОГИЧЕСКОМ КРИЗИСЕ?