Дарвин

В мае, после того как Дарвин отправил Меррею «Движение растений», Эмма докладывала Леонарду: «Отец дрессирует червей, но с малым успехом, так как они слепые и глухие. Они, однако, очень забавны, часами висят на капустном листе, пытаясь затащить его в рот, и дергают его так, что лист весь трясется». Черви боялись дневного света, Дарвин не спал ночи, наблюдая за ними с красным фонариком. Он дул на них — они прятались в норки. Он осторожно подносил к ним раскаленную кочергу — они «улепетывали как кролики»; значит, им знакомо чувство страха, ведь он до них не дотрагивался. Домашние играли червям на флейте, дудели в дудки; черви реагировали на фортепьянную музыку, но, когда их горшочки поставили на крышку рояля, испугались вибрации. Они различали ноты, по крайней мере одну. Их соблазняли французскими духами, табаком, уксусом, но к запахам они были равнодушны.

Из еды они больше всего любили капусту и морковку и «кажется, наслаждались». Ели мясо и своих мертвых собратьев, за что были названы «каннибалами». Основным их блюдом на воле были листья: отщипывали от них кусочки, тащили в нору, которую выстилали увядшими цветками, перьями; на зиму нора закрывалась дверцей. Норы строили двумя способами: мягкую землю раздвигали, твердую глотали и, переварив, хвостом раскидывали вокруг норки. Дарвины вычислили, что за сутки червяк пропускает через свое тельце четыре-пять граммов земли; выходило до четырех тонн на гектар. (Теперь известно, что черви могут переработать до 50 тонн на гектар.) Переваренная ими земля была рыхлой, полезной для сельского хозяйства. Они заслуживали книги, и осенью 1880 года Дарвин начал писать ее: «Образование растительного слоя деятельностью дождевых червей» («The formation of vegetable mould, through the action of worms»).

В сентябре съездили в Кембридж на съезд БАРН, Эмма наняла специальный вагон, чтобы меньше беспокоить мужа, но тот чувствовал себя отлично, водил ее на экскурсии и бегал с визитами. Потом навещал Эразма и Генриетту в Лондоне и хлопотал о делах Уоллеса: тот делал неудачные инвестиции и крайне нуждался. Дарвин еще в 1879-м пробовал выбить ему пособие, но Гукер сказал, что все возмущены пропагандой спиритизма, которой тот занимается, никто не хочет помогать, теперь Гукер сдался, Дарвин составил петицию к Глад стону, вновь ставшему премьером, и Уоллес получил пенсию в 200 фунтов. Бразилец де Соуза написал, что один плантатор выводит новые сорта сахарного тростника, привязывая стебель одного сорта к другому веревочкой. В веревочку Дарвин не поверил (хотя помог де Соуза опубликовать статью), но, может, новые сорта получатся от ядов? Возобновил эксперименты по искусственному мутагенезу и увлекся так, что едва червей не бросил.

Конец года был суматошный: эпидемия у свиней, на забой требовалось разрешение мирового судьи, Дарвин ежедневно выдавал их и слушал сетования фермеров. В ноябре вышло «Движение растений», все смеялись: старик выжил из ума, нашел у гороха нервы и мозги… Но пангенезис приучил Дарвина к тому, что над его детьми смеются, и он упрямо писал медику Д. Пейджету, с которым обсуждал болезни растений, что кончик корешка фасоли, получив внешнее воздействие, «передает приказ, заставляющий верхнюю часть корня сгибаться… кончик корешка является в некотором роде мозгом всей растущей части корня!». (Пока наука признала у растений лишь аналог нервной системы; о «мозге» серьезные исследователи не говорят.) В декабре он побывал у Эразма и Каролины, под Рождество в Дауни приехали супруги Ковалевские, Софья интереса к червям не проявила, но увлеклась астрономическими работами Джорджа. В январе 1881 года приезжал Роменс с женой, хозяин был оживлен и бодр. Февраль прожили у Генриетты, Дарвин встретился с заочным противником, Аргайлем, болтали об орхидеях, понравились друг другу. Месяц посидел дома, опять вскочил: надо съездить к Хорасу Кажется, за последние 30 лет он никогда столько не разъезжал.

Весь 1881 год он обсуждал с коллегами интеллект животных. Роменсу, 16 апреля, о червях: «…они до некоторой степени руководствуются разумом, во всяком случае, не подчиняются слепому инстинкту». Гальтону рассказывал, что черви, собираясь умирать, выползают из нор — возможно, стремятся ускорить смерть, ибо паразиты причиняют им мучения. Инстинкт это или разум? Он консультировался с энтомологом Л. Фабром, одним из немногих французов, которых признавал: как насекомые запоминают дорогу? Что-то связанное с магнитным полем? С Джорджем закрепляли на жуках магниты, некоторых это сбивало с толку, и они шли не домой, а бог знает куда. Увы, всего не успеть, надо сосредоточиться на червях. По сравнению с муравьями и жуками они были глуповаты. И все же они думали.