Дарующие Смерть, Коварство и Любовь

От этого плаща пахло мускусом Чезаре, и именно это в итоге успокоило мои рыдания. Мне тут же представился подслушивающий под дверью шпион, мое дыхание участилось, стало менее глубоким. Леонардо явно испытывал напряжение, но его взгляд наполнился терпеливым участием:

— Что случилось, моя госпожа? Прошу вас, расскажите мне. Однажды вы выслушали тягостные излияния моей измученной души. И, по меньшей мере, я обязан оказать вам такую же услугу.

Я заглянула в его спокойные серые глаза, исполненные мудрости и силы.

— Я расскажу вам, Леонардо, — решившись, прошептала я. — Но не здесь. Мои стены имеют уши. Может, мы пойдем прогуляться или…

— Пойдем в мою спальню, — тихо произнес он. — Ее дверь выходит не в коридор, а в нашу гостиную, и я могу попросить Томмазо сыграть нам что-нибудь погромче, тогда нашего разговора никто не услышит.

Кивнув, я пошла вслед за ним по коридору. Его диковатого вида помощник Томмазо с любопытством поглядывал на меня, слушая то, что Леонардо шептал ему на ухо. Но когда объяснения закончились, он кивнул и взял лютню. Подстроив инструмент, Томмазо начал играть и петь, а мы удалились в маленькую спальню. Леонардо запер за нами дверь.

— К сожалению, здесь не слишком просторно, — заметил он, садясь на единственный стул и предложив мне занять место на кровати. Но, чувствуя, что глаза мои вновь набухли слезами, я взяла его за руку и усадила рядом с собой. Моя голова склонилась ему на грудь, я крепко обняла его и почувствовала, как его рука начала поглаживать мои волосы.

— Стефания… — выдохнул он.

— Меня зовут не Стефания. И это первое, что я должна сообщить вам…

С подступившим к горлу комком, срывающимся голосом я поведала ему короткую и постыдную историю моей жизни: о проведенных в Мантуе годах, где я играла роль служанки Венеры; о моем обручении с неизвестным мне человеком; моем похищении испанскими солдатами, и о том, как мне пришлось стать шлюхой и шпионкой человека, который до вчерашнего дня думал лишить меня жизни.

ЛЕОНАРДО

Я пожалел ее, разумеется. Она миловидная девушка… и я не забыл ее доброты ко мне. Но ситуация тем не менее сложилась неловкая, поскольку из-за двери до меня доносился голос Салаи, прервавший унылое музицирование Томмазо. Я не мог разобрать их разговор дословно, но легко мог представить его:

С. «Где наш мастер?»

Т. «В своей спальне».

С. «О, тогда я, пожалуй, загляну к нему».

Т. «Ты не сможешь. Дверь заперта».

С. «Почему? Нужели он завалился спать?»

Т. «Нет. У него там… женщина».

С. (со смехом): «Женщина! У мастера?»

Но не только их мнение беспокоило меня. Мне также приходилось считаться с герцогом. Он опасен и непредсказуем. Что взбредет ему в голову, когда ему сообщат, что я привел его любовницу-шпионку в свою спальню? Что может разозлить его больше — наш тайный разговор или мысль о том, что она отдалась мне?

Страх и желание…

Близость с женщинами бывала в моей жизни настолько редко, что я даже не уверен, являлась ли моя реакция просто физическим рефлексом — подобно тому, как дергалось колено после удара по нему молоточком, — или же она означала нечто большее. Ведь отклик живого организма на внешнее воздействие порой не зависит от нашей воли; так бесконтрольно охватывает дрожь больного человека или продолжает жить и двигаться отрезанный хвост ящерицы. И если эта припавшая ко мне дама случайно сейчас положит руку на мои чресла, то также ощутит нечто, способное навести ее на совершенно неверную мысль.

Я как раз собирался принести ей мои извинения, когда она вдруг поцеловала меня — поцеловала страстно. Ее мягкие губы пахли клубникой. Она приоткрыла их, и я ощутил у себя во рту ее игривый язычок. Мягкая сладость. Она не сильно отличалась от юного Салаи. Последний раз мы с ним были близки в тот летний день в Чезене. Закрыв глаза, я представил его рядом со мной. Ее поцелуи стали еще более пылкими, потом она произнесла мое имя, и я открыл глаза — ее глаза смотрели так, словно ей хотелось проглотить меня целиком.

— Я очень люблю вас, Леонардо.

Нервно сглотнув, я пробежал взглядом по странным изгибам ее тела, изящным формам, безупречно гладкой коже, постигая и видя жар ее плоти, а под ней — жилы и кости, и пульсирующие органы, лабиринт вен и артерий, а в нижней части тела — сокровенное лоно, подобное голодному рту, темной пещере, сравнимой по размеру с материнским чревом, женщина наделена самыми большими гениталиями, таких нет ни у одного другого вида животных… но тут из-за закрытой двери послышался смех Салаи, я ощутил холодок сквозняка, проникавшего в незакрытое ставнями окно, и мое возбуждение пропало.

Вежливо, принося извинения, я высвободился из ее рук. Прошептал ей, что непозволительно забылся и что, вероятно, наше уединение безрассудно, поскольку мы станем причиной злобных сплетен… возможно, угрожающих жизни сплетен — и что в любом случае мне сегодня еще предстоит куча дел и…

К моему изумлению, она улыбнулась — мило, кротко, загадочно: